Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы…

— День встречи уже назначен? — спросила Норма.

— Пока точно не сказали. Но думаю, это будет скоро.

— Ты бывала уже в церкви Вознесения?

— Нет! И вообще в Берлине. Поэтому я так и волнуюсь…

— А глазки-то слипаются, — поддел ее Барски.

— Хорошо, хорошо, я скоро засну… Да, Мила сказала мне, что ты завтра улетаешь… Пожалуйста, расскажи мне «Самодовольного великана»!

— Нет, маленькая, это очень длинная сказка! А мне нужно еще кое-куда съездить.

— Хотя бы кусочек «Великана»!

— Еля очень любит сказки! — сказал Барски Норме.

— И я ее понимаю, — ответила Норма.

— Вы тоже любите сказки?

— Очень, — сказала Норма.

Мой маленький мальчик любил сказки, подумала она. Особенно «Лягушачий король, или Железный Генрих». Как часто я читала ему сказки вечерами. И как часто он засыпал под них. Не смей думать об этом, приказала она себе. Не смей, и точка.

— У меня много сказок, — похвасталась девочка. — Я их все люблю. И сказки братьев Гримм, и Гауффа, и Андерсена, «Карлика-Носа» и «Самую прекрасную розу в мире», все сказки Корчака…

Это польский врач, который воспитывал еврейских детей-сирот и вместе с ними пошел в газовую камеру, подумала Норма.

— …есть замечательные польские, русские и чешские сказки. Но больше всего я люблю все три сказки Оскара Уайльда…

— Оскар Уайльд! Ты правильно произнесла его имя!

— Это Ян научил меня выговаривать его как положено. А три мои самые любимые вот какие: «Самодовольный великан», «Звездный мальчик» и «Счастливый принц». Все они — суперклассные! Ну пожалуйста, Ян!

Барски уже взял книгу и раскрыл на нужной странице. Взглянул на Норму, как бы призывая войти в его положение. Она улыбнулась и кивнула. Улыбка эта стоила ей неимоверных усилий.

— «Самодовольный великан», — прочел Барски. — «В тот день дети, вернувшись из школы, пошли в сад великана, чтобы поиграть там. Это был большой сад, ухоженный и красивый, с мягкой зеленой травой…»

Девочка переводила счастливые глазенки с отца на Норму.

— «…тут и там цвели на лужайке цветы, прекрасные, как звезды, двенадцать персиковых деревьев, распускающие по весне нежно-розовые и жемчужно-белые цветы, а осенью щедро плодоносящие. На ветвях сидели птицы и пели так сладко, что дети то и дело бросали свои игры и подолгу прислушивались. „Какие мы счастливые!“ — кричали они друг дружке…»

Бейрут.

Отель «Коммодор».

Отель «Александр».

Невыносимая жара. Бомбардировщики. Ракеты! Руины. Убитые.

Как счастливы мы были!

Рыжеволосая красавица. И красавица брюнетка. Светлокожий мужчина. И негр-атлет. Кровать огромных размеров. Обе пары стараются изо всех сил. Они любят друг друга всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Происходящее сопровождается драматической музыкой. Вскрики, стоны, тяжелое, прерывистое дыханье. Те немногие слова, которые они произносят, в любой стране понятны без перевода.

На широком экране показывают порнофильм класса «де люкс». В двенадцати задрапированных красным бархатом ложах сидит по молодому человеку, у каждого в руках по стакану и полотенцу, и все они занимаются одним и тем же. Кое-кто уже достиг желаемого результата.

— Вот это и есть наш эякуляторий, [17] От термина «эякуляция» — извержение семени. — объясняет доктор Киоси Сасаки, брат которого Такахито старается в Гамбурге получить с помощью рекомбинированной ДНК вирус, обезвреживающий зараженные раком клетки.

Доктор Киоси Сасаки маленького роста, хрупкого сложения, как и его брат, которого он на два года моложе. У него огромные очки в темной оправе. Оправа самая современная, безупречного вкуса: четырехугольные рамки для стекол и изящно выгнутая дужка. Доктор Киоси Сасаки — мужчина редкой красоты, и он тщательно заботится о своей внешности. На нем элегантный костюм цвета хаки, в нагрудном кармане пиджака коричневый платок, темно-желтого цвета рубашка, коричневый галстук в желтую полоску, светло-коричневые носки и бело-коричневые туфли из тончайшей кожи.

Он стоял между Нормой и Барски перед замаскированным под зеркало оконцем, через которое можно было заглянуть в эякулярий. Динамики доносили сюда шорохи, скрипы, вскрики, отрывистые фразы и музыку, чем-то напоминавшую Вагнера. Норма достала из сумки портативный магнитофон. Включила.

— Запись — да, снимки — нет, — сказал Сасаки при встрече.

А четверо на кровати неистовствовали. И музыка тоже. Это был фильм не чета той дешевке, которую демонстрируют на вокзалах в залах для ожидающих или секс-шопах в любом городе. Это было по-своему выдающееся произведение, причем можно даже говорить о его своеобразной эстетике, авторы ленты с большим мастерством и тактом следили за тем, чтобы при всей изысканности фильма ни на секунду не оставалось в тени необъяснимо примитивное и извращенное.

— Еще мы называем этот зал комнатой для игр, — сказал доктор Сасаки, поправляя очки, и позволил себе хихикнуть. — Некоторые доноры чувствуют себя скованно и предпочли бы принести семя из дома. Хотя у нас, — тут в его голосе прозвучали нотки укора, — всегда следят, чтобы комфорт был на высшем уровне, чтобы соблюдалась анонимность и секретность. Секретность — это значит тактичность, уважительность, бережное отношение, осторожность, интимность и так далее. Гм-м! При каждой ложе есть маленькая ванная, где донор может помыться и оставить свой стакан. Нам очень не нравится, когда донор приходит к нам с «даром» из дома. Дар — или деяние, подношение, презент, подарок, знак внимания и участия.

На экране, судя по движениям и шумам, четверка готовилась к грандиозному коллективному оргазму. Молодой человек, успевший сделать свое дело, исчез. Сейчас за ним готовился последовать второй.

— Только так мы можем быть уверены, что получим свежайший материал, — покашливая, объяснял доктор Сасаки. — Видите ли, у здорового молодого мужчины — а среди наших доноров весьма высок процент студентов — в одном кубическом миллиметре спермы есть несколько миллионов сперматозоидов. У нас, конечно, есть свои нормы. Ведь мы же первоклассная клиника! Нижняя граница находится на уровне трех миллионов сперматозоидов на миллилитр. Нижняя граница — лимит, предел, пограничная линия, ограничение по высшим или низшим показателям. Вы удивлены моим способом выражать свои мысли, сударыня? Я стараюсь совершенствоваться в немецком языке. Поэтому, запоминая какое-то слово, пытаюсь запомнить и близкие к нему по смыслу слова и выражения. Близкие по смыслу слова — синонимический ряд, не правда ли? Чтобы разобраться в остальном, прошу вас следовать за мной, — и он первым вышел из маленькой комнаты, служившей чем-то вроде наблюдательного пункта.