Анатолий Чехов - Тропа Кайманова

— Вот что, Атаджан, — сказал он. — Давай мы с тобой сразу обо всем договоримся. Как тебя зовут, я знаю. Знаю, что нет у тебя ни матери, ни отца. Прощаю тебе ту сотенную, которую ты у меня «взял разменять» и до сих пор размениваешь.

Испуганно вильнувшие глаза Атаджана выдали его, но, услышав, что старший лейтенант его прощает, парнишка заметно приободрился, хотя и напустил на себя неприступный вид, как будто он не понимал, о чем идет речь.

— Ты мне можешь ничего не говорить, и я пока ни о чем тебя не спрашиваю, — продолжал Яков. — Сам хочу кое-что рассказать...

На протяжении всей дороги Яков неторопливо говорил Атаджану, как воевали его отец и дядя, спросил, побывал ли он в Карахаре после гибели матери, исподволь разузнал, где скитался все это время, трудно ли ему пришлось, как дальше думает жить. И только почувствовав расположение парня, словно бы между прочим сказал:

— Ты уже, конечно, почти взрослый, заставить тебя нельзя, но хочу предложить по-хорошему... Мне отец твой и дядя были друзьями. Я ведь и сам когда-то работал в авторемонтных мастерских. Ради памяти твоих родителей и Нурмамеда Апаса предлагаю, если, конечно, захочешь, пока устроишься с учебой и работой, поживи у меня, а дальше видно будет. Правда, жить будем довольно далеко от Карахара, на самой границе. Туда, в общем, и родным твоим, и знакомым не так-то просто будет приехать, зато там есть курсы шоферов-механиков для таких вот ребят, как ты. А поскольку я в этом деле кое-что понимаю, могу подсказать, что к чему.

От внимания Якова не ускользнуло: замечание его о недоступности нового местожительства для родственников Атаджана очень даже устраивает парня. Наверняка потому-то он и ударился в бродяжничество, что его запугали участью матери, сестры и дяди Апаса.

Кайманов понимал, какую огромную ответственность берет на себя, но другого способа оградить Атаджана от опасности, а главное, узнать, кто убил Айгуль и Нурмамеда Апаса и угрожает ему самому, он не видел. Атаджан ответил не сразу:

— А вы не обманете?

— Ради памяти твоих родителей не обману.

— Тогда поеду с вами...

— Боюсь за тебя, — глядя в лицо Якову, проговорила Ольга. — Уж больно отчетливо ты на этих проклятых фотокарточках вышел. У меня, как Авенир твой их показал, так сердце и зашлось...

— Давно он был у тебя?

Яков невольно прислушался, что делается за стеной, в квартире, которую еще недавно занимал Ястребилов.

— Не у меня, встретил во дворе комендатуры. Ведь что сделал! При всех показал, вроде бы сочувствовал: вот, мол, как наши враги хотят нас опорочить... А теперь солдаты что могут подумать?

— То и подумают, что надо: проводили поиск, — спокойно сказал Яков. — Конечно, Ястребилов не имел права показывать фотографии.

Жалея Ольгу, Яков привлек ее к себе, стал разглаживать пальцами морщинки у глаз, возле уголков рта — следы усталости, ежедневной, ежечасной тревоги, переживаний, горя.

— Хозяйство-то все собрала? Видишь, какой я тебе помощник... А с насиженного места только тронься...

— Лишнее спрашиваешь, Яша... Все сложила, хоть сейчас ехать... Как там, в Лоук-Секире, будет?

— Хорошо будет! — бодро ответил Яков. — Места там чудесные! В долине фруктов, овощей, орехов полно!

Ольга прижалась лбом к его груди, закрыла глаза, и Яков понял, как ей трудно бывает встречать его, тут же провожать и бесконечно ждать, ждать, ждать... Насколько ей необходимо, чтобы он был рядом, брал бы на себя часть ее повседневных забот.

Таким же движением, пряча лицо у него на груди, в тот памятный день прижалась к Якову Светлана, когда, встревоженная, прибежала в поссовет Даугана. И так же Яков разглаживал пушистые завитки на ее шее и висках...

Далеко в прошлое ушло то время, когда не было войны и никто не ценил такие прекрасные и вместе с тем такие простые праздники, как сенокос на Асульме...

Перед глазами встала, словно парус, надуваемая ветром ослепительно белая на фоне сизой грозовой тучи палатка, которая, как огромная птица, готова была сорваться с места и улететь в небо. Будто опять он услышал веселый трескучий раскат грома, увидел вспыхнувшие серебристым светом при ослепительном блеске молнии два стога на косогоре, изящный силуэт всадницы — Светланы, прискакавшей к больному, объевшемуся соусом из черепах толстяку Мамеду Мамедову.

Засмотревшись на нее, Яков, спасая перепелиное гнездо, так хватил себя косой по ноге, что рану пришлось зашивать, и Светлана, считая, что он нарочно себя поранил, лишь бы порисоваться, безжалостно втыкала в края раны, сшивая ее, кривые иголки, а потом сделала ему противостолбнячный укол.

Ох уж этот укол! Яков готов был провалиться сквозь землю, лежа на душистом сене с приспущенными брюками. Но как радостно, как хорошо было тогда на душе...

Рука Якова, поглаживавшая пушистые завитки на шее и за ушами Ольги, невольно приостановила свое движение, с трудом он подавил вырывавшийся из груди тяжелый вздох.

— О ней думаешь? — подняв лицо и глянув Якову прямо в глаза, спросила Ольга.

Яков, застигнутый врасплох, невольно вздрогнул.

— С чего ты взяла?.. Думаю, как будем жить в Лоук-Секире... Что хоть на тех фотокарточках изображено? — меняя тему, поинтересовался он.

— Я же тебе говорила, ты, видно, не слушал... Какие-то развалины в пустыне. В тех развалинах ты с Аббасом-Кули и Флегонтом Лукичом, умываешься, а бандит сливает тебе на руки... Бандиты Аббаса-Кули тебе маузер передают... Потом чаи распиваете, беседуете, потом ты на кошме лежишь, отдыхаешь, а Флегонт рядом стоит... На коня в своей военной форме садишься, какой-то бандит коня под уздцы держит.

«Все точно, — подумал Яков. — Одну и ту же серию размножили, чтобы всем разослать — и близким, и начальникам, и сослуживцам».

— Я уж не знаю, подделка какая или так надо было? — продолжала Ольга. — Только какая же подделка, когда все точно видно... Да и враги твои не дураки, знают, кому карточки передать: Ястребилов-то ведь тоже вон как ластился перед Светланой!..

— При чем тут Светлана? — как можно спокойнее, с трудом скрывая раздражение, сказал Яков. Он удивился, насколько точно, хоть и чисто по-женски, уловила Ольга чуть ли не главную причину его неладов с комендантом. Только сейчас Кайманов осознал всю серьезность положения. Что говорить, Ястребилов получил богатый материал... Не зря устраивали спектакль Мордовцев с Аббасом-Кули.

— Может, Светлана и ни при чем, — вздохнув, сказала Ольга, — только я так понимаю, если они эти фотокарточки не побоялись Ястребилову передать, то уж по почте и в отряд Артамонову, и в округ генералу обязательно пошлют.

— Ну и что?..

Яков заставил себя с многозначительной усмешкой посмотреть на Ольгу. Та недоверчиво следила за выражением его лица.