Герман Матвеев - Зеленые цепочки

Степка выбрался одним из первых. Щурясь от яркого дневного света, он смотрел на стоявших кругом людей.

— Эй, доктор, принимай мальчонку! — крикнул моряк, помогавший Степке выбираться из пролома.

Женщина в белом халате поверх пальто, затормошила Степку.

— Ранен? Что болит?

— Все в порядке, — ответил улыбаясь Степка. — Холодно только.

Кто-то накинул ему на плечи пальто, а женщина сунула в руку кружку с горячим кофе. Степка с наслаждением глотнул кофе и обжег рот.

— Пойдем, я тебя провожу, — предложила девушка в ватнике.

Предложение девушки вернуло Степку к мысли о доме, о друзьях, о вчерашнем вечере. Ракетчица находилась еще в подвале и, возможно, была жива. Необходимо выяснить, кто она такая и где живет.

— Нет, я подожду. Там в подвале у меня тетенька знакомая. Мы вместе пойдем, — сказал Степка девушке в ватнике и полез на груды кирпичей, где стояли люди.

Вот вытащили старика, подхватили под руки и повели к машине. Потом женщину, за ней другую, третью, но ракетчицы между ними не было. Степка начал волноваться. Неужели утонула? Вспомнил Степка и человека, который в подвале помогал пострадавшим. Наверное, он жив и появится последним.

Прошел час. Машины скорой помощи увезли уже около тридцати человек. Степка потерял всякую надежду найти тех, кого поджидал, но все-таки не уходил. Наконец, моряки, перекликаясь, стали вытаскивать трех женщин, потерявших сознание. Среди них Степка увидел ракетчицу. Он сразу вернул пальто женщине и, пошатываясь от слабости, пошел следом за носилками, к машине скорой помощи.

— Ты что? — остановил Степку врач.

— Тут моя знакомая. Куда её повезут?

— В больницу Эрисмана. Знаешь?

— Знаю. А меня пустят?

— Ну, конечно, пустят.

Дверцу машины захлопнули, и машина двинулась. Только когда где-то далеко, в конце улицы, взвизгнула сирена скорой помощи, Степка спохватился: ведь он не знает ни имени, ни фамилии ракетчицы. Но было уже поздно.

— Ты еще здесь, молодой друг? — услышал он сзади себя знакомый голос. — Вот твой фонарик. Он тебе еще пригодится. Только, надеюсь, не так… Пойдем ко мне, будем лечиться: выпьем горяченького, нам ванну затопят, мы прогреемся и выспимся. Как тебе нравится такой план? Пойдем. Ты молодец! Не хныкал.

Польщенный похвалой, Степка согласился пойти в гости к новому другу.

— А как вас зовут? — спросил Степка.

— Николай Васильевич. А тебя?

— Степка.

— Ну, а по отчеству?

— Григорьевич. Панфилов.

— Степан Григорьевич. Так. Скажи, ты давно выбрался из подвала, Степан Григорьевич. Чего ты ждал?

— Я вас ждал, Николай Васильевич.

— Меня? — удивился мужчина. — Почему? Уж не фонарик ли ты ждал?

— Нет. Фонарик мне не нужен. Возьмите, если надо.

— Фонарик ты сохрани. Он исторический будет. Потом вспомнишь эту ночку…

…Вместе с Николаем Васильевичем жили его мать и сестра. Женщины еще спали, когда раздался звонок.

— Ну, мама, встречай гостей. Мы чудом остались живы! — Николай Васильевич коротко рассказал, где они пробыли всю ночь, и женщины захлопотали. Минут через пять уже топилась ванна, а Степка с Николаем Васильевичем, облачившись в теплые пушистые халаты, уселись завтракать.

Перед ними на столе стояли: графин водки, кусок нарезанного шпика, хлеб и какие-то лепешки.

— Степан Григорьевич, — сказал Николай Васильевич, наливая водку в рюмку. — Это тебе как лекарство, от простуды и ревматизма. Пей смело.

Степка залпом выпил рюмку, как это делал его отец. В то же мгновение он вскочил со стула и в ужасе замахал руками: дыхание перехватило, а из глаз сами собой закапали слезы.

— Ничего, — смеясь, сказал Николай Васильевич. — Не опасно.

Минуты через две Степка почувствовал, как по всему телу разливается теплота, и глаза закрываются сами собой. Слова Николая Васильевича доносились глухо, словно из другой комнаты.

— Николай Васильевич, а вы где-нибудь работаете? — заплетающимся языком спросил Степка.

— Я, милый мой, механиком работаю на большом судне. Подожди, вот кончится война, возьму тебя к себе, и пойдем колесить по земному шару. Ты бы хотел стать моряком?

— Нет… Я лучше летчиком буду… Хотя меня и отговаривают… А вот Мишка хочет в моряки пойти…

— Какой Мишка?

— Мишка Алексеев… Я его к вам приведу…

— Приведи. Если он вроде тебя — возьму…

— Он лучше, чем я. Он у нас главный начальник… — Степка замолчал, сообразив, что выбалтывает секрет.

— Давай, давай… мне сейчас ученики будут нужны. Пока воюем, новые кадры вырастим. А теперь, шагом марш, в ванную!

Мишка сидел на, лавочке, закутанный в громадный тулуп, рядом с дежурным, на улице. Они помирились после того, как Мишка извинился перед стариком. Добрый дед принес из дома теплый тулуп, когда увидел, что мальчик и милиционер, с ним пришедший, не собираются уходить.

Мишка одним ухом слушал старика, думая о своем, когда увидел выходившего из переулка Буракова с тремя красноармейцами. Мишка выскользнул из тулупа и, не дослушав старика, побежал навстречу.

— Товарищ Бураков, все в порядке. Он дома сидит, никуда не ушел. Я сам дежурил.

— Здравствуй, Мишка! Про кого ты говоришь?

— А про этого… про Семена, шофера. Знаете?

— Знаю. Только ты, дружок, ошибаешься. Шофер твой ушел из дома, и полчаса назад мы его увезли. Вот жена его дома сидит, это верно.

Озадаченный таким ответом, Мишка привел Буракова к забору, где поджидал их лейтенант милиции. Потом они постучали в дом. Жена шофера открыла дверь и, увидев милицию, обомлела.

Во время обыска она неподвижно сидела на табуретке, около печки, придерживая собаку за ошейник, и на все вопросы отвечала:

— Я ничего не знаю.

Бураков с красноармейцами начали обыск. Вскоре они нашли на чердаке радио-станцию, смонтированную в двух чемоданах, ружье, пакеты с взрывчаткой…

К вечеру весь „круг однорукого“ находился под надежной охраной. Радио-передатчик, шифр, чемоданы с ракетами и адскими машинами, оружие — все вещественные доказательства были в руках следствия. Арестованные сознавались быстро — слишком очевидны были улики.

Дело подходило к концу, и майор мог позволить себе отдохнуть, повидать родных. Он набрал номер телефона.

— Алло! Это кто? Мама… Собираюсь к вам приехать и даже переночевать. Николай дома? Спит? Почему? Хорошо, потом расскажешь.

Проснулся Степка на мягком диване, рано утром, и долго не мог сообразить, как он попал в эту незнакомую, хорошо обставленную комнату. На стуле около дивана он увидел аккуратно сложенную одежду и сначала не признал ее. Выстиранная, выглаженная, она совсем не походила на ту, что он снял вчера. Сам он спал в пушистом халате. Последнее, что осталось у него в памяти — это горячая ванна, в которой он заснул.