Лев Прозоровский - Охотники за прошлым

– Итак, – обращаясь к задержанному, начал майор Савин, – вы продолжаете утверждать, что являетесь Зигурдом Яновичем Бергманисом, братом Гунты Яновны Бергмане, по мужу Силмане, что это имя не присвоено вами и не дано теми, кто посылал вас?

По мере того, как майор говорил, особенно после того, как он назвал имя сестры и ее фамилию по мужу, лицо допрашиваемого все шире расплывалось в радостной улыбке.

– Ну, а как же!.. Конечно же... А вы, значит, уже успели проверить?

– Как видите... А теперь прошу ответить еще на один вопрос. Прежде, чем отвечать, подумайте: от этого во многом будет зависеть ваша дальнейшая судьба... Сколько человек было на подводном аппарате?

– Я... один... – с некоторой растерянностью ответил допрашиваемый, почуяв неладное. Майор постучал шариковым карандашом по столу – знак для сержанта, и клеенка, укрывавшая аппарат, была немедленно сдернута.

– Посмотрите туда, – сказал майор, указывая карандашом.

Допрашиваемый резко повернулся на стуле и замер, ошеломленный. Рот его приоткрылся, как у боксера, которому нанесли боковой удар в челюсть. Подводный аппарат, очищенный от песка, тщательно вытертый, блестел черным лаком приборной панели, анодированными крышками герметических устройств, никелем трубок и латунью, как новенький. Словно никто к нему не прикасался и злым миражем было плавание в ледяной глубине, совершенное на нем. Майор, продолжая держать в руке шариковый карандаш, подошел к аппарату. Ткнув в места для пловцов, спросил жестко:

– Здесь были вы! А тут кто?

Удар, к которому не готов, всегда очень болезнен. Допрашиваемый уперся взглядом в пол. Майор кивнул сержанту. Тот перешел к окну, загородив его. Наступил момент, вероятность которого была предусмотрена, – задержанный мог рвануться к окну.

Но ничего такого не произошло. Человек, опустив голову, посидел, подумал, потом хлопнул ладонями по коленям и решительно выдохнул:

– Да... Я обманул. Нас было двое... Те, кто организовал нашу переброску, предупредили меня: если будешь от всего отказываться, получишь срок только за себя, а проболтаешься, что вас было двое, – получишь и за себя и за второго, даже если он убежит. И точно, на что я могу рассчитывать сейчас?

– Мы можем гарантировать вам все права, всю защиту, предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом Латвийской ССР, – сухо сказал майор.

– А это не так мало, – добавил полковник Бондаренко. – Надо только выкладывать правду.

– Хорошо. Деваться мне некуда. Буду говорить правду. Хотя половину я уже сказал прошлой ночью... Сначала все было так, как вы знаете: и увольнение с работы, и знакомство с евангелистом, и подводные тренировки... Но в самом конце тренировок в клуб на «пикапе» привезли вот этот аппарат, двухместный. Инструктор сказал, что второе место – тренерское, то есть его: он сам пойдет со мной под воду, проверить, как я управляюсь в разные трудные моменты.

Все так и было, как он сказал. Нас на баркасе вывезли в море, так, миль на пять от острова, команда на судовой лебедке спустила аппарат к воде, мы с инструктором заняли места, я – головное, он – у меня в ногах, пошли на среднюю глубину. Сигналы были такие: два толчка в мою ногу – «заглох передний мотор», три толчка – «впереди, на поперечном курсе – неизвестный предмет», один толчок – «внимание, подходим к месту высадки». Я все выполнил правильно: когда заглох мотор, включил дублирующее зажигание, перед поперечным предметом ушел в глубину, а на подходе к месту выключил двигатели.

Думал я, что с аппаратом, на котором сдавал экзамен, больше не встречусь. И, прямо скажу, очень удивился, когда недели через две увидел его на палубе рыбачьей шхуны, которая, как я знал, везла меня в море уже для броска. Помнится, вышел я на палубу в гидрокостюме, но еще без маски и, конечно, без ласт. Вижу, команда спускает вот этот самый аппарат в воду. Тут же был и евангелист. Я к нему: что эта картина означает? Он спокойно объяснил: ничего страшного, вы пойдете не один. Я глаза вытаращил – неужели с инструктором, пропади он пропадом?

«Нет, – говорит, – с вами пойдет наш человек. У вас свое задание, у него свое». Протестую, говорю, не выйдет, так мы не уговаривались. Неизвестно, что за человек, может, настоящий шпион? Попадется, еще стрелять начнет, и я через него погибну.

Евангелист успокаивает: не волнуйтесь, он даже не видел вас в лицо. Он ничего о вас не знает, так же, как и вы о нем. Просто вы – два пассажира одного поезда, и ничего больше.

И тут как раз на палубу выходит второй аквалангист. Я сразу натянул свою вязаную шапочку на самый нос; не знает, и не надо ему знать. Но он и сам поспешил отвернуться от меня и тут же шмыгнул в каюту... Вот так мы и поехали.

– Значит, вся остальная часть ваших первых показаний остается без изменений? – спросил майор Савин.

– А чего в ней менять, там все правда.

– И насчет открыток тоже?

Допрашиваемый явно растерялся.

– Я уточняю вопрос. Имеют ли найденные при вас открытки с видами городов Риги и Вильнюса какое-нибудь отношение к заданию, полученному от так называемого «евангелиста»?

– Это опознавательный знак, – пробормотал Бергманис, опустив голову.

На Бергманиса было возбуждено уголовное дело.

Оперативной группе, которую возглавил майор Савин, была дана задача установить личность второго нарушителя границы. Сроки для выполнения задачи давались минимальные.

Единственным источником сведений по-прежнему оставался Бергманис.

Находясь под стражей, он начал волноваться: почему, после того, как сделано такое важное признание, раскрыто значение цветных открыток, им вдруг перестали интересоваться, забыли на целых два дня?

Но эта «внезапная утеря интереса» была умным психологическим ходом следователя. Опыт подсказал майору Савину, что нарушитель границы Бергманис не относится к той категории отлично управляющих своими эмоциями, прошедших всестороннюю подготовку диверсантов, на обучение которых западные разведки тратят немалые средства. Сырьем для тех «кадров» являлись либо молодые люди с авантюристическими наклонностями, к которым разведка присматривалась еще в колледже, либо отпетые уголовники, ради денег готовые на все.

В последнее время, правда, сюда прибавились и отщепенцы, люто ненавидящие свою недавнюю родину и готовые напакостить ей всеми средствами. Формально к этим последним можно было отнести и Бергманиса, если бы не один момент, не укладывающийся в рамки сложившихся представлений.

Бергманис, как уже было известно майору, действительно в позапрошлом году приезжал к своей сестре. Она уважаемый человек в колхозе. Долгие годы заведовала молочной фермой. Награждена орденом. Сейчас на пенсии. О брате отзывается исключительно тепло. Сказала, что в колхозе брату очень понравилось и что он всерьез делился с ней планами о возвращении на родину отцов.