Анастасия Дока - Полярные чувства

– «Крутой» детектив чего-то не понимает?

Соколов побагровел:

– Не надоело называть меня «крутым» детективом? Когда это закончится? Каждый раз, когда мы начинаем обсуждать какое-нибудь дело, ты начинаешь издеваться. Саша, это пахнет детским садом.

– Не думала, что ты такой ранимый, – хмыкнула она, произнося эти слова точь-в-точь с такой же интонацией, как до этого произнес их он.

Как же она его бесила! Он едва сдерживался, чтобы не хлопнуть дверью, но она пытается сдерживать эмоции, он это тоже умеет делать и улыбнулся:

– Ради Шифровальщика предлагаю закопать топор войны и продолжить. Кстати, почему Шифровальщик? Не из-за того ли, что он придумал шифр? Я прав? Оригинально. Ладно, забыли. Позволь высказать свое предположение насчет маски.

Она пила чай, не глядя на Соколова.

– Бык, как воплощение дьявола – это конечно любопытно, но у меня есть иная версия. Рыжие волосы, зеленые глаза, красный цвет, специи, любовь к зиме – все это, назовем пока личными характеристиками некой женщины.

– Со специями не ясно.

– Саша, мы пока только предполагаем. Продолжу. Если все эти подсказки связаны с конкретным лицом, то почему бы и маске не быть среди их числа?

– Пугали в детстве? – Александра задумалась.

– Возможно не самой маской, а предположим… Предположим эта женщина боялась быков.

– Таурофобия, – она сделала пометку темно красным цветом, подумала и написала:

Дьявол и бык. Есть ли связь?

– И если моя версия верна, – Соколов взял первую попавшуюся ручку и добавил:

Если убийца знает о ее боязни быков, то возможно, он знает эту женщину с детства.

Это было неприятно осознавать, но Соколов мог оказаться прав. Большинство страхов родом из детства, а значит надо искать среди близкого окружения загадочной женщины.

– Допустим. И где детектив из Управления предлагает искать неизвестную?

– Не начинай. Этого я не знаю, но кое-что могу сделать.

– Не томи.

– У меня есть доступ в психиатрическую больницу и…

– И ты постоянный клиент?

– Пошутила так пошутила. Видимо с чувством юмора у тебя так же, как с готовкой.

Она не удержалась и показала ему язык. Нет, в его присутствии с ней происходило что-то невообразимое! Показать язык взрослому мужчине! Ведет себя как ребенок. Она почувствовала злость и раздражение, не зная, как избавиться от этих эмоций, опустила голову, скрывшись за каскадом волос и стала что-то писать на чистом листе.

Соколов поднялся:

– Я могу попытаться выяснить, много ли больных общаются с осами и не сбегал ли кто за последние полгода. Все, ухожу.

Она резко вскинула голову:

– Уходишь?

– Мыть посуду. А ты думала так легко от меня отделаешься?

Соколов включил воду, она слушала, как он гремит посудой и даже что-то напевает. У него оказался неплохой голос. Он исполнял что-то из шансона. Александра осторожно выглянула из-за угла, наблюдая за его ловкими движениями, любуясь его телом и улыбалась, не понимая, что с ней происходит. А потом, рассерженная вернулась на диван, вновь схватила ручку и стала быстро-быстро писать. Вскоре лист был испещрен вдоль и поперек одними и теми же словами:

Черт! Черт! Дьявольская муть!

– Клавдия Евгеньевна, вы же понимаете, что в ее положении нельзя нервничать!

– Лешенька, я все понимаю, не надо было ничего говорить. Ох, Василисочка моя, только бы все обошлось.

– Мама, Лешка, я… я жива, – Василиса медленно распахнула глаза. Знакомые желтые обои в мелкий белый цветочек, люстра, похожая на гномий колпак. Она не в больнице, она у мамы. И ее рыцарь рядом.

– Мама, а что случилось? Я помню, как ты говорила по телефону, а потом… – ее глаза округлились, в них застыл ужас, руки задрожали, она прикрыла ладонью рот, чтобы не закричать.

– Василек, не волнуйся. Хочешь, я тебе чай принесу?

Она отрицательно помотала головой, все так же прикрывая рот.

– Василисочка, у меня где-то валерьянка лежала. Я сейчас найду.

– А ей можно? – засомневался Алексей.

– Две капельки, Василисочка, я сейчас принесу, – повернулась к зятю: – От двух капелек ничего не будет.

– Как такое возможно?… – Василиса отняла руку ото рта и медленно приподнялась. Супруг заботливо придерживал ее за талию, в то время, как Клавдия Евгеньевна искала лекарство.

– Мама, я не буду пить эту гадость. Мне… мне уже лучше. Мама, можешь не искать.

Клавдия Евгеньевна села рядом с дочерью, и какое-то время все молчали. Каждый думал о несчастной Ксюше. Алексей с ней не был знаком, но упоминание о том, что погибшая была рыжей навело на неприятные мысли. В душе он уже объявил смертный приговор сектанту, нисколько не сомневаясь, что тот убил девушку, потому что она была похожа на его жену. Клавдия Евгеньевна, стараясь не расплакаться, с болью думала о том, какой изверг мог убить хорошую девочку. Кому она могла помешать? Какое надо иметь извращенное понятие о жизни, чтобы так легко взять и отнять ее у бедной Ксюшеньки? А Василиса, прекрасно помня веселую красавицу, мечтавшую о жизни телезвезды, с ужасом осознавала, что ей уже не кажется такой уж романтичной вся эта история с психом. А вдруг этот псих, такой же ненормальный, как и тот, что убил бедную Ксюшу? Она представила, что было бы с ее близкими, если бы ее – молодую, еще не познавшую всю полноту жизни, вдруг взяли и убили. Бедная мама, бедный Лешка! Какого же сейчас несчастным родителям Ксюши! Василиса почувствовала головокружение и опустила голову на плечо супруга.

– Василек, ты как?

– Жива, – тихо повторила она и бесцветным голосом добавила: – Надо помочь ее семье.

– Конечно, Василек, никого в беде не бросим. Ты все еще бледная, может приляжешь?

– Василисочка, я могу одеяло принести. Ты вся дрожишь.

Дочка подняла голову и с отчаяньем посмотрела на Клавдию Евгеньевну:

– Это не от холода, мама, это от страха.

Они с мужем переглянулись, не зная, стоит ли рассказывать о настоящей причине своего приезда – оба чувствовали, что смерть Ксюши не случайна, от этого становилось жутко, и тут Василиса разрыдалась.

Арсений жалобно мяукнул и запрыгнул на колени к плачущей Василисе. Та машинально начала его гладить. Вскоре кот стал выглядеть так, будто принял душ. От возмущения фыркнул, но с коленей не слез.

– Лешенька, вы мне чего-то недоговариваете?

Мужчина молчал.

– Сейчас ромашковый чай заварю. Ох, что же такое происходит…

– Лучше что-нибудь солененькое дай, – жалобно попросила дочь, понемногу успокаиваясь, – и колбаски.