Сергей Чебаненко - Караул под «ёлочкой»

— Гляди, какая ссадина у него на затылке, — громко зашептали сзади. — И крови много!

Антон скользнул взглядом по сгрудившимся над ним людям:

— Да все нормально, ребята… Голова только немного болит…

Кто-то с трудом пытался протиснуться сквозь собравшихся вокруг Макарьева испытателей.

— Врач? Нет? Ах, да… Пропустите…

Решительно раздвинув в стороны испытателей, Ульяна Соронина опустилась на колени рядом с Макарьевым:

— Антон, Антошка… Ты меня слышишь?

— Конечно, слышу. И даже вижу, — Макарьев сфокусировал взгляд на испуганном, мертвенно-бледном лице девушки и сделал попытку улыбнуться. Улыбка на одеревеневших губах получилась жалкой и едва заметной.

— Живой, — облегченно выдохнула Ульяна. Ее глаза наполнились влагой, и крупные капли слез медленно покатились по щекам. — Живой… Антошка…

3 сентября 1988 года.

Околоземная орбита, космическая станция «Мир».

— Я, уважаемые коллеги, скоро утрачу все навыки практикующего врача, — Полинов скатал в трубку бумажные ленты кардиограмм и сунул их за поясок крепления на настенной панели. — Неужели нельзя хотя бы раз в месяц кому-нибудь из вас четверых схватить самый простой насморк, а? Нельзя же быть все время абсолютно здоровыми! Это подозрительно, в конце-то концов!

Муса Монарев легонько толкнул локтем в бок Владимира Тутова, мотнул головой в сторону Полинова и захохотал:

— Володя, слышишь? Оказывается, медицина не довольна нашим здоровьем!

— Вот я и думаю, Муса, — проверявший приборы ориентации Тутов принял шутливый тон разговора и озабоченно почесал затылок, — может мне и вправду заболеть чем-нибудь? А то ведь и в самом деле Валера лечить разучится. Градусники ставить, банки, клизмы там всякие…

— Клизма в невесомости? — Полинов ухмыльнулся и деловито потер руки. — А почему бы и нет? Такой экспериментик в космосе ни у нас, ни у американцев еще, кажется, никто не выполнял. Может, и впрямь попробуем? Ну-с, господа, кто из вас первым рискнет подвергнуться процедуре очищения кишечника в условиях невесомости? Смелее, смелее, ваше имя будет золотыми буквами вписано в историю мировой космонавтики…

— Шутники, — Лахов неуклюже выбрался из стыковочного отсека и с легкой укоризной покачал головой. — Честное слово, я вам завидую, ребята. Вы действительно свежо выглядите. Ну, прямо, как огурчики!

— Ну, да, такие же зеленые и пупырчатые, — сострил Монарев и оттолкнувшись от кожуха стационарной фотокамеры КАТЭ-140, уплыл под потолок станции. — И заметьте, милые друзья, все это несмотря на восемь месяцев интенсивного маринования в нашей металлической банке!

— А я бы с удовольствием сейчас с вами поменялся, — продолжал Лахов. — Семидневный полет — это все-таки очень мало. Не успеешь привыкнуть к невесомости, а уже пора возвращаться на Землю. Слушайте, мужики, а может, уговорим руководство, и я кого-нибудь из вас заменю? Муса, ты как?

— Вот уж дудки, — со смешком запротестовал Монарев из-под потолка. Он закреплял ремнями отцепившийся спальный мешок. — Восемь месяцев — это, Афанасьич, ни то, ни се. Мы с Володькой настроились летать ровно год. Вопреки всем случайностям и неожиданностям. Правильно, Вов?

— Ага, — Тутов наклонил голову в знак согласия и хитро усмехнулся:

— Знаешь, после трех подряд моих неудач, Владимир Афанасьевич, хочется хоть в этом полете

Караул под «ёлочкой» оторваться на полную катушку. Чтоб уж налетаться всласть.

Последние лет пять Володя Тутов был в отряде космонавтов живым средоточием всех бед и несчастий, которые могут выпасть на долю человека, готовящегося к длительному орбитальному полету. В первом полете Тутова сорвалась стыковка космического корабля со станцией «Салют-7». Оказалось, что в требуемое положение не развернулась антенна системы сближения, которая контролировала расстояние между двумя летящими по орбите аппаратами. Почти двое суток Тутов пытался «на глазок» состыковать свой корабль со станцией, но все попытки оказались тщетными, и экипажу пришлось вернуться на Землю досрочно. Вторую попытку отправиться в длительный космический полет Тутов предпринял через полгода. Но из-за неисправности топливного клапана ракета взорвалась еще на старте. Тутов и его бортинженер Стрекалин остались в живых только благодаря системе аварийного спасения, которая отбросила корабль от горевшей на стартовой позиции ракеты. А полтора года назад экипаж Тутова сняли с полета всего за пару суток до объявленного старта. У медиков возникло подозрение, что бортинженер в экипаже Владимира болен гепатитом. Опасения врачей оказались напрасными. Последующие обследования не подтвердили диагноз. Но было уже поздно — в полет ушел дублирующий экипаж. И только в конце прошлого года мечта Тутова совершить длительный полет начала, наконец, сбываться. Вместе с Мусой Монаревым ему первому из землян предстояло прожить на космической станции ровно один год.

— Жаль, — разочарованно вздохнул Лахов. — А у меня этот полет уже третий. Вряд ли еще удастся слетать…

— Не горюй, — отозвался Полинов. Он повис вниз головой над тренажером «бегущая дорожка» и пытался уложить в кейс шаловливо расплывающиеся в невесомости провода медицинской аппаратуры. — Бери

пример с Джанибекина. Орел! Пять раз в космос слетал. И еще рвется!

— Ну, ты нашел с кем сравнить! — скептически ухмыльнулся Лахов. — Володька Джанибекин — спец по коротким экспедициям. А мне бы еще раз на полгодика слетать…

— Размечтался ты, Владимир Афанасьевич, — Монарев неодобрительно покачал головой. — Знаешь, сколько пацанов в отряде сейчас ждут своего первого полета? А «Союзы» пока летают всего два — три раза в год.

— Не печалься, Афанасьич, ты еще обязательно слетаешь, — Тутов дружески похлопал Лахова по плечу. — Вот «Буран» этой осенью начнет летать. Сколько на нем человек может за один раз стартовать? Семь — восемь? Я так думаю, что и нам с тобой в этой птичке место найдется. Вот погоди, начнутся регулярные полеты…

— Дело не в технике, Володя, — тихо возразил Лахов.

— Месяц назад мне исполнилось сорок семь лет. Для космонавта почти предельный возраст.

— Ну, это ты, братец, врешь, — Полинов, наконец, пристроил свой кейс с медоборудованием на креплениях около левого борта и повернулся лицом к собеседникам. — Какой, к черту, предельный возраст? Сколько лет было Слейтону, когда он участвовал в проекте «Союз» — «Аполлон», ты помнишь? Пятьдесят с хвостиком?

— Так это же американцы, — пожал плечами Лахов. — У них и медицинские критерии другие.

— Здоровье — оно и в Африке здоровье, — провозгласил Полинов, смешно кувыркнувшись около стойки с приборами. — Будет здоровье плюс удача — будешь летать. Это я тебе могу гарантировать. От имени всей советской космической медицины.