Микки Спиллейн - «…И аз воздам»

Сначала я подумал, что не пойду внутрь, но замок щелкнул, и дверь приоткрылась.

Мои руки рефлекторно смягчили удар, нанесенный по голове, что-то с ужасной силой ударило по костяшкам пальцев, и я не смог сдержать крика.

Я бросился на пол, перевернулся на спину и задрал ноги, глядя в уродливое лицо огромного гориллы с поднятой дубинкой.

Он слишком медленно соображал, чтобы ударить меня на полу.

Я, конечно, не кот, но на ноги вскочил быстро. Дубинка ударила меня по голове, когда я еще вставал. Он поспешил. И промазал. А я — нет. Я достаточно крупный, но он был больше меня. Одна рука у меня уже была в плачевном состоянии, и мне не хотелось разбивать другую. Я отпрянул к стене и резко ударил его носком ботинка в низ живота, так что он согнулся пополам. Он попытался закричать, но получились только булькающие звуки. Дубинка упала на пол, а он склонился над ней, держась за живот. На этот раз я рассчитал правильно. Я сделал небольшой шаг вперед и ботинком выбил этому сукиному сыну зуб.

Потом поднял дубинку и прикинул ее вес. Эта вещь была сделана для убийства. Я пристроил ее под мышкой и проворчал пару слов в адрес парня, корчившегося на полу в луже собственной крови.

Это помещение было еще одним переходом. Около звуконепроницаемой двери стоял стул. Пинками я затащил этого дурака на стул, аккуратно усадил и прислонил к стене. Голова его была опущена, и крови не было видно. Пройдет много времени, прежде чем он придет в себя.

Довольный проделанной работой, я сорвал замок с двери для удобства посетителей — и толкнул дверь, ведущую в заднюю комнату. Она была открыта.

Свет ударил мне в глаза, и я не видел, как ко мне подошла Конни.

— Майк, где ты пропадал? — Она взяла меня за руку.

— У меня здесь тоже есть друзья.

— Кто?

— Ты их не знаешь.

Она увидела кровь на моей ладони, содранную кожу на костяшках и побледнела.

— Майк, что ты сделал?

Я улыбнулся ей:

— Обо что-то ударился.

Она еще что-то спросила, но я не расслышал. Я изучал план помещения. Это была золотая жила. Слышались щелчки и жужжание рулетки, возбужденные возгласы. Здесь были столы для игры в кости, в фараон и другие карточные игры — словом, всевозможные ухищрения, чтобы заставить посетителей попытать счастья.

Комната была отделана под старомодный игорный зал Дикого Запада; люстры сделаны в виде тележных колес, свисающие с них медные фонари были почти невидимы в исходящем от них ярком свете. Вдоль стены тянулся футов на пятнадцать бар из красного дерева, украшенный медными накладками и зеркалами с настоящими дырками от пуль.

Если бы у меня было желание окружить себя красотой, я нашел бы ее здесь. Красота была в манекенщицах. Это было подобно заглядыванию в гардеробную варьете. Представление так захватывало, что хотелось смотреть снова и снова.

Это было невероятно.

Я потряс головой. Конни улыбнулась:

— Трудно поверить, да?

— А почему такая популярность?

— Я говорила тебе, Майк. Это просто временное увлечение. Распространяется, как сифилис. Через некоторое время здесь все будет переполнено, а потом это надоест.

— И они переберутся куда-нибудь еще?

— Конечно. Сейчас это почти клуб. Владельцам льстили и помогали. Они произвели впечатление. Но скоро их догонят остальные.

И это в центре Бауэри! Пэт отдал бы правую руку, чтобы хоть одним глазком на это взглянуть.

Я остановился и еще раз оглянулся кругом. Красота! Сейчас она казалась плоской. Слишком много было кругом больших животов и лысин, они портили весь вид. Я заметил Хоумера и Эндрю в толпе у столика с деньгами. Очевидно, Хоумер выигрывал, потому что его подружка запихивала фишки, которые он ей передавал, в сумочку. То, что не поместилось в сумочку, она завернула в носовой платок.

Мы обошли весь зал и уселись на кожаные стулья в углу, чтобы выпить, наблюдая за весельем. Официант в ковбойском костюме принес нам виски с содовой и крекеры и сказал, что это за счет заведения. Как только он отошел, Конни спросила:

— Майк, что ты об этом думаешь?

— Не знаю, дорогая. Я думаю, не попался ли мой приятель на эти соблазны.

— Разве он не похож на других?

— Ты имеешь в виду, был ли он мужчиной?

— Ну да.

— Да, конечно, все это соблазнительно. Кто же но увлечется девочкой в таком уютном месте! Один в городе… Днем он работал, а вечером мог расслабиться. Оставим это.

Я зажег сигарету и взял в руки стакан. Вдруг толпа на секунду расступилась, чтобы пропустить официанта, и я увидел стойку бара.

Там, смеясь над тем, что сказал Энтон Лиспек, сидела Юнона.

Лед загремел в моем стакане.

Я сказал Конни:

— Исчезни ненадолго, хорошо?

— Майк, правда, она по-настоящему красива?

Я покраснел — впервые с тех пор, как стал носить длинные брюки.

— Она совершенно другая. Все женщины в ее присутствии бледнеют.

— И я тоже?

— Я не видел ее обнаженной. До тех пор ты — самая красивая.

— Майк, не ври…

Ее глаза смеялись.

Я встал и улыбнулся ей в ответ.

— Если ты действительно хочешь это знать, она самая привлекательная женщина, которую я когда-либо встречал. Я покрываюсь потом, наблюдая за ней с расстояния в пятнадцать футов. Все, что полагается иметь даме, она имеет. Мой язык становится в два раза толще, когда я с ней разговариваю, и, если она попросит меня подпрыгнуть, я спрошу, на какую высоту. Но она мне не нравится, не знаю почему.

Конни протянула руку, взяла из моей пачки сигарету и, прикурив, сказала:

— Это много значит для меня. Я потеряюсь, Майк. Но ненадолго.

Я похлопал ее по руке и пошел туда, где вершила свой суд королева богов и богинь. Когда она увидела меня, ее улыбка осветила все кругом, а в моем желудке появилось какое-то странное ощущение.

Она протянула мне руку:

— Майк, что вы здесь делаете?

Юнона усадила меня на Олимп, почти с неохотой отпустив мою руку. Глаза не одного Энтона Липсека смотрели на меня с завистью.

— Покинув вашу контору, я сбился с пути истинного.

Энтон потряс головой. Он быстро схватывал.

— Я полагаю, это объясняется вполне естественными причинами, — улыбнулась Юнона. Она обвела глазами толпу. — Здесь не так много мужчин, которые еще на что-то способны. Вы здесь достопримечательность.

Она-то наверняка ею была. На ней было закрытое платье, но не чрезмерно. Платье доходило до шеи, а рукава переходили в перчатки. Блестящий шелк подчеркивал царственность ее стана. Бюст округло и полно выступал под платьем, двигаясь в такт с дыханием.

— Хотите выпить?

Я кивнул. Музыка ее голоса вернула к жизни бармена, и он поставил передо мной стакан. Энтон присоединился к нашему тосту, потом извинился и отошел к столу с рулеткой. Я умышленно крутился на стуле, надеясь, что она останется со мной.