Говард Фаст - Ключ. Холостой прогон

— Вот. Люди видели, что я столкнул его, и готовы подтвердить свои показания под присягой. Так и напечатано — черным по белому. Неужели ты полагаешь, что Монтец и Энди не учитывают всех обстоятельств?

Прочитав заметку, Алиса сказала:

— Но были и другие свидетели. Они рассказывают о произошедшем иначе.

— Отлично. Ты предлагаешь мне стать обвиняемым в убийстве и поставить свою жизнь в зависимость от того, что скажут свидетели. Великолепно. Особенно для Полли. Она будет расти и всем объяснять, что её отца арестовали за убийство, судили, но за недостаточностью улик оправдали. Или напротив, признали виновным в неумышленном убийстве, дали срок, и он вот-вот выйдет из тюрьмы. Ребенку подобная ситуация покажется чрезвычайно интересной.

— Джонни, ты забываешь о главном: ты никого не убивал. А кроме того, если отвлечься от всего прочего, покойный Шлакман был чудовищем.

— К сожалению, дорогая, в этой стране убийство чудовища и святого считается одинаково тяжким преступлением.

— Но ты никого не убивал.

Я тяжело опустился на стул и обхватил голову руками.

— Теперь я уже ничего не знаю. Словно никак не может кончиться страшный сон. Я где-то читал, что полиция арестовала одного человека, сочинила за него признание и давила на него, пока он не подписал. Если со мной проделают то же самое, я подпишу любую бумагу.

Она положила руку мне на голову и слегка погладила:

— Бедняжка Джонни. У тебя влажные от пота волосы. Как ты, наверно, переволновался… Может, мне всё же позвонить в полицию?

— Нет, я возражаю.

— Хорошо, тогда займемся поисками ключа. Он должен быть здесь. Мы проверим комнату за комнатой и, если он в доме, найдем его.

Подняв на неё глаза, я выдавил из себя улыбку:

— Алиса?

— Да?

— Мне не нужны слова утешения. Во всяком случае не сейчас. Мне нужен ключ.

— Мы найдем его, Джонни.

— Нет, не найдем. Ты знаешь, что не найдем. Ты положила ключ на стол. Потом кто-то вошел в дом и забрал его. Нет смысла искать. Забавно, вот я сижу, жду звонка в дверь, жду, когда появится Энди, и всё время спрашиваю себя: почему мы просто не убежим? Именно так решили бы проблему дети.

— Здесь наш дом, Джонни.

— Но я рассуждаю как ребенок. Я спрашиваю себя: должен ли я сопротивляться? Я даже не знаю, как защищаться от такого человека, как он. Может, достать из комода нож? Или лучше кочергу? Я начинаю жалеть, что у меня нет револьвера. Для чего? Смогу ли я выстрелить в него? И как вообще стреляют в людей? Разве можно прицелиться в человека и выстрелить?

— Ты, Джонни, этого сделать не сможешь.

— Тогда что всё это значит? Я, взрослый человек, вынужден сидеть и ждать, когда совершенно посторонние люди войдут в мой дом и изобьют или даже убьют меня. Он не носит с собой револьвер. Он пользуется кастетом и консервным ножом. Мне рассказали, какой способен покалечить человека с помощью этих орудий, Шлакман… да, это сказал Шлакман.

— Шлакман?

— Не тот старик. Странно, что я забыл рассказать тебе о разговоре с ним. Совсем забыл. Кто-то звонил мне утром на работу, сказал, что его зовут Шлакман. Ганс Шлакман. Сказал, что человек в подземке был его отцом. Он и рассказал, как Энди расправляется с неудачниками.

— Что ему было нужно?

— А как ты думаешь? Ключ, конечно.

— Для Монтеца?

— Не знаю. Не думаю.

— Поверь мне, Джонни, всё не так ужасно, как тебе кажется. Энди не будет избивать тебя. Для этого ему пришлось бы убить меня, а на это он не пойдет. Во всяком случае не при свете дня. Они не рядовые хулиганы, Монтец — генеральный консул, к тому же наверняка член их делегации в ООН. Разве можно представить, чтобы он подослал к нам убийц?

— Я могу представить, — уныло ответил я.

— Можешь? Ну а я не могу. И в любом случае ключ у нас.

— У нас его нет.

— Джонни, послушай меня! — резко бросила она. — Они не знают, есть у нас ключ или нет. Разве им известно, что кто-то его похитил? Ты можешь сказать, что потерял ключ, но они всё равно тебе не поверят, даже если ты поклянешься на Библии. Люди такого склада лгут так же легко, как и говорят правду.

— Что ты знаешь о людях такого склада?

— Столько же, сколько и ты, а может, значительно больше. Я выросла на лондонских улицах, и, можешь поверить, мое образование было многогранным. Поэтому послушай меня. Если ты начнешь доказывать им, что потерял ключ, тебя безжалостно изобьют. Потому что, если ты сказал правду, ты им больше не нужен и, возможно, мертвый, устраиваешь их больше. А если это ложь, они всё равно будут тебя истязать, потому что ждать, когда ты передумаешь, у них просто нет времени.

— Тогда что же мне сказать?

— Кому? Энди? Думаешь, к нам явится именно он, а не Монтец?

— Да, Энди.

— Скажи ему, что ключ у тебя. И потребуй больше денег. Скажи также, что здесь ключ они могут не искать. Ты отнес его приятелю, нет, я отнесла, так будет правдоподобнее. И если что-нибудь случится с одним из нас, твой приятель передаст ключ полиции.

— Алиса, он никогда не поверит такой нелепой выдумке.

— Обязательно поверит, потому что на твоем месте поступил бы именно так. Толстяк предложил тебе десять тысяч, да?

Я кивнул.

— Вот и скажи ему, что тебе нужно двадцать.

Я покачал головой:

— С ним этот фокус не пройдет.

— Обязательно пройдет.

— Алиса, но скажи ради Бога, какой нам от этого прок?

— Мы получаем несколько часов, а их может оказаться достаточно, чтобы во всем разобраться. Мы сможем по крайней мере всё спокойно обсудить. Сможем бороться с ними интеллектом, а не кастетом. Ты ведь сказал, что второй ключ у полиции. Рано или поздно они найдут сейф. Или сейф откроет человек, укравший наш ключ. Или кто-нибудь еще. Не знаю.

Я сдался:

— Ладно, попробую. Конечно, в твоем плане всё притянуто за уши, но я попробую. Только прошу тебя уйти. Тебе не надо быть здесь, когда он явится.

— Нет, Джонни, — Алиса отрицательно покачала головой. — Мы оба втянуты в это. Поэтому лучше не спорь. Нам необходимо всё время быть рядом. Каждый по отдельности ничего не сумеет достичь. А кроме того, разговаривать с ним буду я.

— Нет!

— Джонни, пожалуйста, доверься мне. Энди не сделает ничего, пока не переговорит с Монтецом. Даже если он замыслил что-нибудь ужасное, разговор со мной заставит его помедлить с осуществлением своих планов. Меня он не тронет — по крайней мере сейчас. Прошу тебя, Джонни, доверься мне.

Я покачал головой.

— Пожалуйста, Джонни.

Раздался звонок в дверь. Алиса нажала рукой на мое плечо:

— Оставайся здесь, Джонни. Оставайся и слушай. Я открою сама.

6. Полли

Вновь послышался звонок. На этот раз он был громким, требовательным. Я сказал себе: «Сейчас он войдет. Потянет ручку, откроет дверь и войдет».

Однако никто не вошел. Алиса пошла открывать дверь, а я остался сидеть на месте. Признаюсь, мое мужское самолюбие было уязвлено значительно глубже, чем допустило бы большинство мужчин, и безусловно сильнее, чем я предполагал.