Ричард Деминг - Молчание желтого песка. Смерть толкача

— Да, сэр, — ответил толстяк. — На первом этаже.

— Женат?

— Нет, сэр, живу один.

— Это к лучшему, — сказал Кузницкий. — Я боялся, что снова придется воспользоваться туалетом. Тогда пошли к тебе.

— Эй! — окликнул его я. — Ты что затеял?

— Думаешь, я оставлю вас вместе? — безразличным тоном сказал Кузницкий. — Чтобы вы смогли развязать друг друга?

Меня насторожила легкость, с которой он произнес эти слова. Лицо Джонсона выразило облегчение, но я не привык доверять бандитам. И мне не понравился нетерпеливый блеск в глазах Кузницкого.

Приоткрыв дверь, он проверил коридор. Потом поманил Джонсона рукой. Дверь за ним захлопнулась.

Я спросил блондинку:

— Что у него на уме?

Она удивленно посмотрела на меня:

— Ты же слышал. Он свяжет толстяка и оставит в номере.

— Но замышляет он что-то другое.

— Возможно, — безразлично согласилась она. — Ума ему не занимать.

— Для Чарли он слишком хитрый подельник, — сказал я. — Он убьет тебя и смоется с добычей. Неужели не понимаешь?

— Не получилось с Чарли, так ты решил попробовать со мной?

Чем больше я думал о блеске в глазах Кузницкого, тем тревожней становилось у меня на душе.

— У тебя не хватит смелости застрелить меня. — Я начал медленно подниматься с дивана.

Послышался щелчок взводимого курка. Палец блондинки на спусковом крючке побелел от напряжения.

Я снова сел.

— Хочешь ещё побеседовать? — зло усмехнулась она.

Грабитель отсутствовал минут пятнадцать. Вернувшись, он быстро сказал:

— Положи револьвер в сумочку, Конни, и трогаемся. Мэтт, поднимайся.

— Решил всё-таки взять меня с собой? — Я не сдвинулся с места.

В его руке появился револьвер.

— Будет проще, если ты пойдешь сам. Если откажешься, я способен унести твой труп на плечах.

При его габаритах Кузницкому не составило бы труда вынести меня из гостиницы. Я сказал:

— Я не могу тащить чемодан со связанными руками.

— Забудь о чёмодане. Его понесу я. Ты пойдешь впереди.

Я вышел из номера. Кузницкий шел следом, держа чемодан в левой руке, а револьвер в правой.

Конни стояла на площадке, глядя вниз. Подав нам сигнал, она начала спускаться.

В вестибюле никого не было. Мы вышли на улицу; перед входом стоял небольшой грузовичок. Прохожих поблизости я не заметил. Блондинка открыла заднюю дверцу, я залез в машину, внутри которой было пусто, если не считать валявшихся на полу домкрата и монтировки. Забросив чёмодан на сиденье, Кузницкий уселся на него, повернувшись ко мне лицом. Захлопнув за нами дверцу, Конни забралась в кабину.

— Устраивайся с удобствами, Куз, — крикнула она через фанерную перегородку.

Я сел на запасное колесо, прислонившись спиной к стенке.

Запустив мотор, Конни снова крикнула:

— Куда?

На восток вдоль реки, потом к югу, — ответил Кузницкий. — Не торопись, до темноты всё равно ничего нельзя сделать.

Я предположил, что под словом «сделать» он подразумевал убить меня и избавиться от трупа.

Хорошо бы грузовичок оказался краденым и его описание имелось в полиции. Тогда есть шанс, что его остановят где-нибудь по дороге. Но вряд ли многоопытный Кузницкий рискнет разъезжать с драгоценным грузом на угнанной машине.

Скорее всего налетчики взяли грузовичок на прокат и пользуются им на законных основаниях.

Когда машина тронулась, я потихоньку пошевелил руками, но не ощутил ослабления стягивавших их пут. Галстук был из эластичной шерстяной ткани, но Конни завязала несколько узлов.

Конни снова крикнула из кабины:

— Что ты сделал с толстяком?

— Он повесился у себя в номере, — небрежно ответил Кузницкий.

У меня похолодело в низу живота. Если бы я попридержал язык и не стал болтать, что наше с Джонсоном одновременное исчезновение вызовет подозрение, толстяк был бы ещё жив. Конечно, впереди его ждал один конец — смерть, но сейчас, во всяком случае, он сидел бы рядом со мной.

С сомнением в голосе Конни спросила:

— Думаешь, легавые поверят в самоубийство?

— Он оставил записку. Правда, прямо он не говорит, что решил свести счеты с жизнью, я не хотел, чтобы он знал, что через минуту сыграет в ящик, но смысл понятен. «Жаль, но у меня только один выход» — вот что я ему продиктовал. Написана она его рукой. Кто знает, может легавые и поверят, что его смерть и исчезновение Мэтта — просто совпадение.

«Несчастный Марвин!» — подумал я. Я представил, как он дрожит под дулом револьвера, как пишет то, что ему диктует безжалостный убийца. Наверняка он понимал безнадежность своего положения и писал, подчиняясь приказу, чтобы продлить свою жизнь хоть на несколько минут.

Я сидел на колесе, поперек которого лежала монтировка. Немного переместившись, я подцепил её концом связавшего мои руки галстука. Мне показалось, что после того, как я несколько раз напряг и отпустил кисти, узлы подались. Минуты через две-три я предпринял новую попытку.

Грузовичок свернул направо. Вскоре скорость увеличилась, и я понял, что мы выехали из города.

Перекрывая шум двигателя, Конни громко сказала:

— Куз, надо где-нибудь остановиться и перекусить.

— Нет, — решительно ответил он. — Потерпим до вечера.

— Я тоже ничего не ел, — заметил я.

Он лишь усмехнулся.

Я упорно растягивал свои путы, крепко зацепив галстук за конец монтировки.

XIX

Спустя полчаса Конни спросила:

— Долго мы будем так кататься?

— Сколько у нас бензина? — поинтересовался Кузницкий.

— Полный бак.

— Покатаемся до темноты. Когда наш друг покинет нас, заправимся и рванем на юг. Укроемся в одном надежном местечке и переждем грозу.

Кузницкий явно планировал разделаться со мной подальше от дома, чтобы тело никогда не нашли.

В машине было жарко и душно. Руки у меня вспотели. Галстук стал влажным от пота, и ткань растягивалась теперь легче и быстрее, Кузницкий не спускал с меня глаз, и действовать энергичней было рискованно. Стоило ему заметить напряжение на моем лице, и он немедленно заставил бы меня повернуться, чтобы проверить узлы на моих руках.

Мы ехали ещё минут двадцать, прежде чем мне удалось растянуть галстук настолько, что я смог освободить руки.

Продолжая держать их за спиной, я уцепился пальцами за монтировку и слегка сместился в сторону. Заметив моё движение, Кузницкий приподнял револьвер и прицелился мне в грудь. Потом, понаблюдав за мной, решил, что просто устраивался поудобнее. Он снова положил револьвер себе на колени.

В задней дверце грузовика имелось маленькое смотровое окошечко, находившееся слишком высоко, чтобы я мог увидеть что-нибудь, кроме полоски неба.

Выпрямившись, я сделал вид, что с интересом наблюдаю за показавшимися в окошечке облаками.

Кузницкий бросил на меня быстрый взгляд. Я опустил глаза и уставился в пол. Спустя минуту я снова поднял глаза, придав лицу заинтересованное выражение.