Росс Макдональд - Тайны бронзовой статуи [сборник]

Эрнест Кольмар поднял на нее взор, исполненный сочувствия и глубокого сострадания: теперь он убедился, что эта несчастная женщина не свободна.

Было ли ее положение следствием притеснения, или оно возникло в результате того влияния, которое монах наверняка получил над сиротой, оставшейся без друзей и родных в столь нежном возрасте, открыто ли проявлял Киприан свою власть над ней или просто пользовался страхом, который внушал девушке, этого рыцарь знать не мог.

Пока Кольмар смотрел на нее, безмолвно выражая участие, он приметил, что принцесса опять украдкой бросила быстрый и испуганный взгляд на монаха.

– Принцесса, – произнес Кольмар еще более тихо и более настойчиво, чем прежде, – вы знатная женщина, а я только смиренный рыцарь, но если вы позволите, я обращусь к вам с несколькими словами. Однако я умоляю воспринимать меня как представителя Альбрехта Австрийского, который почтет за счастье и обязанность заступиться за сироту последнего богемского короля. Пожалуйста, смотрите на меня именно так, а не как на постороннего человека. Если вы желаете отомстить за оскорбления, просить помощи, слова ваши прозвучат не напрасно. Скажите, что вы здесь пленница, и я клянусь – моя шпага проложит вам путь к свободе; скажите, что на свете есть человек, заставляющий вас подчиняться его воле, – и я тотчас расправлюсь с ним! Но не говорите мне, что вы счастливы, принцесса, потому что ваши глаза утверждают обратное.

С глубочайшим вниманием принцесса Елисавета выслушала слова рыцаря, произнесенные тоном откровенным и чистосердечным; слезы не просто катились по ее щекам – она буквально обливалась ими.

Дрожа, в ужасе повернула она голову к монаху, и тот внезапно вскочил и подошел к ней.

– Дочь моя, – промолвил он, стараясь говорить кротко и успокоительно, – вы хорошо сделаете, если побыстрее ответите на вопросы благоразумнейшего из рыцарей.

– Напротив! – вскричал Кольмар. – Пусть принцесса наедине подумает о переговорах, которые вы, отец Киприан, по-моему, затеяли преждевременно.

– Как! Разве ее высочество…

Монах остановился, не закопчив фразы, начатой запальчивым тоном, вполне подтвердившим подозрения Кольмара. Он теперь не сомневался, что принцесса подчиняется влиянию, от которого избавиться не может.

– Я думаю, отец мой, – с упреком сказал рыцарь, – что лучше всего сейчас прервать свидание. Оно уже тяготит ее высочество, – 1 прибавил он, обернувшись к Елисавете, напрасно пытающейся подавить волнение, рожденное словами Эрнеста.

– Вы меня простите, – возразил монах, – если я напомню вам, в каком положении находится ее высочество. Было бы неблагоразумно и опасно для нее назначать другое свидание только для того, чтобы повторить уверения, которые легко произнести теперь. Позвольте мне сказать несколько слов ее высочеству, и я убежден, что потом встреча кончится самым удовлетворительным образом.

Эрнест Кольмар взглянул на принцессу, но не прочел на ее лице никакой подсказки о том, уйти ему или остаться. К ней вернулись хладнокровие и мужество, но сохранившееся глубокое отчаяние сделало ее холодной и замкнутой.

Кольмар, не зная, как поступить, отошел в сторону, чтобы позволить Киприану сказать несколько слов на ухо принцессе.

Монах, воспользовавшись представившимся ему случаем, наклонил голову так, что капюшон, закрывавший верхнюю часть его лица, коснулся прелестных волос принцессы.

– Елисавста, – прошептал он быстро и повелительно, – я приказываю вам дать этому австрийцу требуемое уверение. Вспомните…

– Молчите… молчите! – пробормотала принцесса.

Это восклицание, произнесенное задыхающимся, глухим и почти замогильным голосом, выразило яснее самого отчаянного крика степень ее ужаса.

– Молчите… молчите! – повторила она, со страхом глядя в мрачное лицо монаха, казавшееся еще более грозным от тени, набрасываемой капюшоном. – Пусть что свидание кончится, заклинаю вас! Через несколько дней, может быть, завтра, я лучше подготовлюсь к приему посланника.

– Нет, нет! – перебил ее Киприан с какой-то свирепостью. – Мне неудобно водить его сюда десять раз из-за ваших капризов.

– Моих капризов! – прошептала принцесса, бросив на монаха взгляд, исполненный упрека и гнева. – Лучше скажите: моих понятий о чести.

– Нет, – повторил он. – Не советую издеваться надо мной, Елисавета!

– Издеваться над вами! – вскричала принцесса, но не настолько громко, чтобы рыцарь ее услышал. Лицо ее покраснело от негодования.

– Вы, верно, решили рассердить меня, упрямая и злая девчонка, – сказал монах. – Но вы исполните то, что я приказываю, Елисавета. Вы будете повиноваться мне, говорю вам, – угрожающе продолжал он, вздрагивая от бешенства. – Вспомните нашу клятву! Вспомните о том, что делает вас моей рабой, моим орудием, когда серебряный колокол зазвучит в полночь.

– Довольно! Довольно! – прошептала принцесса. Губы ее задрожали, а по лицу разлилась смертельная бледность, точно последние слова монаха заключали в себе некий непостижимый ужас или возбуждали в ней тягостные воспоминания. – Довольно, отец Киприап, не говорите более ничего, – снова шепнула она через несколько минут. – Я успокоюсь… я дам уверение, что…

– Благодарю, благодарю! – произнес монах, сияя от радости. Обернувшись к Эрнесту Кольмару, он прибавил: – Рыцарь, ее королевское высочество уже оправилась от замешательства, в которое, весьма естественно, – ее повергли важные известия, бывшие целью вашего посещения, и теперь готова дать требуемые уверения, соблюдая условие, о котором вы печетесь.

Но пока Киприан произносил эту длинную фразу размеренным тоном, чтобы принцесса успела взять себя в руки. Эрнест Кольмар взглянул на нее и понял, что она всего лишь подчиняется угрозам.

Действительно, было что-то принужденное и неестественное в ее поведении, что-то страшное в усилиях унять дрожь, а тяжелое дыхание, вздымающее грудь, не оставляло сомнения в том, с каким трудом она сдерживает себя.

– Принцесса! – воскликнул Эрнест Кольмар, бросив на монаха негодующий взгляд. – Опасения мои подтвердились, я теперь окончательно уверился в том, что ваше высочество подчиняется чужой воле.

– Я прошу вас ограничиться причиной этого свидания, – проговорила принцесса так медленно и размеренно, точно боялась, что малейшее волнение заставит ее зарыдать. – Вы спрашивали, с моего ли согласия началось сватовство… и… я отвечала вам утвердительно. – Она еле сдержала слезы. – Прощайте, рыцарь! – И принцесса Елисавета выбежала из комнаты в небольшую дверь близ кресла с балдахином.

– Теперь вы должны остаться довольны! – вскричал монах торжествующим тоном.

Но, вглядевшись в лицо Эрнеста Кольмара, Киприан не увидал на нем ничего утешительного для себя.