Виктор Гавура - В Киеве всё спокойно

— Я сделаю все, чтобы дело твоей Псюхи было пересмотрено. Тебе известно, слово свое я не ломаю, — твердо сказал Очерет. Он никогда не давал обещаний, которых не мог сдержать.

Очерет не любил лгать, если и делал это, то только в случае крайней необходимости. Безошибочно чувствуя ложь, он полагал, что и другие не обделены таким же умением. Он всегда помнил, что агентурная работа дело ответственное и деликатное. Без взаимного доверия оперативника и агента их сотрудничество пустая трата времени. С отрешенностью стоика Очерет относился к деньгам, он презирал плен вещей и был равнодушен к комфорту, воздержан в еде и одежде. Деньги были для него лишь одним из инструментов для достижения цели. Он и обращался с ними, как с инструментом, дорогим и надежным. Свои же обещания он всегда выполнял, хотя нередко осложнял этим себе жизнь, но никогда об этом не жалел. Гордость для него была важнее. Он неукоснительно сдерживал свои обещания не только перед информаторами, но и перед врагами. Он жить бы не смог без самоуважения.

— Я знаю, иначе никогда бы за это не взялся. Там такие отморозки, полный отстой, если узнают, что я их вложил, найдут и на нож поставят, — заглядывая в глаза Очерета, жалко улыбался Сонькин. В его дрогнувшем голосе слышалась тоска обреченного. Из него будто выпустили воздух, плечи его поникли, а руки плетьми повисли вдоль туловища.

— Никто ничего не узнает. Спи спокойно, — убежденно произнес Очерет. — До встречи, — и кивнув на прощанье, пошел в сторону метро.

— Все меня считают конченым! — пронзительно вскрикнул ему вдогонку Сонькин.

Этот крик напомнил Очерету крик чайки. Там, у синего Черного моря, в брызгах разбитой о скалы волны… То ли крик, то ли плач, не поймешь.

— И ты так думаешь, Борис?! А я ведь человеку жизнь спас. Что, скажешь, нет?!

Очерет не ответил и не обернулся. Он шел, и на ходу размышлял о «деятельности» сексота, она, как смола, прилипнет — не отдерешь. Ему вспомнился § 29 «Инструкции по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения», утвержденной Министром внутренних дел Российской империи в 1907 году. Двадцать девятый параграф гласил: «Расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять личных с ним отношений. Но, вместе с тем, не надлежит ставить его в такое положение, чтобы он мог в дальнейшем эксплуатировать лицо, ведающее розыском, неприемлемыми требованиями». Раздумывая об этом, Очерет в очередной раз согласился с Конфуцием, который в свое время сказал, что строить правильно отношения труднее всего с женщинами и низкими людьми. Если приближаешь их к себе, они становятся развязными, если удаляешь, — начинают ненавидеть.

Очерет был убежден, что для эффективной работы разведчику необходим ряд качеств, без которых невозможно работать с людьми. В его характере должна быть живая непосредственность; высоко развитая эмпатия — способность к сочувствию, сопереживанию; чувство юмора и даже озорство, они помогают быстро налаживать контакт и выдерживать профессиональные стрессы. У большинства разведчиков в процессе их деятельности эти качества теряются, ‒ они выгорают. Так, путем деформации, личность защищает себя от неминуемого разрушения. И тогда, человек превращается в бездушно жестокую машину, анализирующую события холодно и методично. Функционировать он будет, но работа с людьми ему противопоказана. Ему не завоевать у собеседника доверия или хотя бы уважения, потому как у него нет больше ни энтузиазма, ни отзывчивости, ни восторга, которые позволили бы ему расположить к себе человека и увидеть то, чего не могут заметить другие.

Да! Он это знал. Он имел все, и все потерял. И ничего тут поделать нельзя. Он стал тверд до бессердечия и, принимая решения, уже никогда больше не терзался сомнениями. Одно только нарушало его покой: необходимость ежедневного общения с людьми, с каждым днем это становилась для него все невыносимой.

Очерет быстро нашел нужный дом на улице Межигорской. Неподалеку от подъезда он припарковал новую, взятую «напрокат» машину. На этот раз шахматная задача могла оказаться более сложной, чем предыдущая, поэтому он «взял напрокат» надежную иномарку, серую «Ауди». Очерет сидел в машине, продумывая свои действия в деталях. Через некоторое время он вышел из машины и поднялся на второй этаж. Проходя мимо квартиры, в которой должен был находиться Шеин, он прислушался, и не останавливаясь, внимательно осмотрел дверной замок.

— Ну шо ты рыло строишь?! — донесся из-за двери гнусавый мужской голос. — Вафлю хочешь?! Чы тебе в пятак зарядить?! Ты шо такое на голову себе нацепила? Ты ж, как лошадь цирковая, вся в плюмаже!

— А ты?!.. Пидар гнойный!

‒ Шо?! Порву падлу позорную!

‒ Ты ж два дозняка себе замастырил! Я же тебя предупреждала, на двоих! — истерический женский крик пресекся хлестким ударом и бурными рыданиями.

По всей вероятности, Пинтусевич и на этот раз не ошибся, решил Очерет. Но важен конечный, а не промежуточный результат. Половина — не целое, половинчатость, дорога в никуда. Интересно, почему он так упорно отказывается со мной познакомиться? Ответ на этот вопрос Очерет приблизительно знал. Он вернулся в машину и начал ждать. Ждать пришлось долго, всю ночь. Очерет никогда не гнался за быстрыми результатами и умел ждать, он половину своей жизни только и делал, что ждал. «Поспешишь — людей насмешишь», эта поговорка особенно приемлема в разведке. Надо уметь организовывать свои победы и побеждать. А на это всегда необходимо время.

Ранним утром в зыбкий пепел тумана из подъезда вышли трое мужчин в черных кожаный куртках с бритыми головами, каждый из них нес по две сумки. Вместе с ними вышла неестественной худобы женщина в оранжевой косынке, она была одета в такую же черную куртку и подобие коротких штанов, из которых торчали тонкие и белые до синевы щиколотки. Громко бранясь, они долго спорили, как ехать: на метро или на «тачке», наконец, они уехали в подобравшем их такси.

Методично сосредоточившись, Очерет мысленно дал отсчет от десяти до нуля, и скомандовал: «Штурм!» Войдя в подъезд, он около минуты прислушивался, стоя у двери нужной квартиры, периферическим зрением фиксируя любое движение. Очерет обладал обостренным «чувством противника» и мгновенной готовностью к отражению любой угрозы. Вообще-то он считал, что ответные действия должны опережать реакцию, от этого зависит победа или поражение, жизнь или смерть. Сейчас же он не ощущал никакой опасности. Быстро работая отмычкой, Очерет открыл дверной замок и беззвучно вошел в квартиру. На него пахнуло застоявшимся воздухом, наполненным омерзительным сочетанием зловонных запахов, среди которых преобладал тяжелый дух немытого человеческого тела и пронзительный смрад блевотины. За поворотом коридора, на кухне, горел свет, оттуда доносилось тихое монотонное пение.