Гарольд Мазур - Зарой меня глубже. Такая богатая, такая красивая и такая мертвая. Представление окончено

— Да кто же про нее не слышал.

— У нее студия в Гринвич-виллидж. Перри-стрит, 701. Я сейчас там.

Голос в трубке помолчал.

— Она что…

— Да. Кто-то разбил ей голову статуэткой.

— Ладно, — мрачно бросил голос. — Ты знаешь правила. Ничего не предпринимай. — Трубку повесили.

Я нашел ванную, поискал в ней нюхательную соль и принес ее Вивиан Пристин. Она дышала неровно. Тридцать пять лет метаболизма, или простое потрясение — это слишком много для ее пяти футов девяти дюймов. При нормальных условиях она была бы вполне ничего. Интересно, какой генетический каприз передал большую часть красоты ее сестре.

Мне на ум пришли факты из биографии. Их родители умерли, когда сестры были маленькими, и опекунство принял на себя старик Малкольм Лейзинг. Пока энергичная и непоседливая Линда носилась по двум континентам, скромная и тихая Вивиан сидела дома.

Я открыл флакон и подсунул нюхательную соль ей под нос. Она дернулась и открыла глаза.

— С Вами все в порядке, миссис Пристин? — спросил я. — Или нужен врач?

Она поморгала, затем что-то вспомнила и закрыла лицо руками.

— Давайте, поплачьте, — сказал я.

Она зарыдала. Я молча ждал. Через некоторое время рыдания стали глуше, и она оглянулась в поисках платка. Я предложил ей свой.

— Иногда помогает, если разговариваешь, — посоветовал я.

Она подняла залитое слезами лицо:

— Вы хорошо знали Линду?

— Не очень.

Она уставилась в пространство и монотонно заговорила:

— Люди ее не понимали. Они считали ее дикой, распутной и безответственной. Они неправы. Да, она порхала по жизни, но никогда никого не обидела сознательно. У нее была способность понимать других и честность. Мы не всегда ладили, в этом есть и моя вина. Она была разумная девушка, но беспокойная и неутомимая, вечно куда-то спешила, искала, где бы пустить корни.

Я молчал. Как сестра, Вивиан была пристрастна. Линда была разумной женщиной, это так. Стояла обеими ногами на земле. В Америке пара миллионов мужчин, а она вышла замуж сначала за итальянского графа, возможно, настоящего, а потом за русского князя, вероятно, фальшивого.

— Я знаю, о чем Вы сейчас думаете, — сказала Вивиан, — но Вы ошибаетесь. Франкини не был охотником до денег. Он был добрым и чувствительным, как поэт. Линда очень любила его, они были в чем-то похожи. И они всего год были вместе. В то время я видели Линду в Италии, она вся сияла. Потом началась война, и Франкини погиб. В Линде тоже что-то умерло. Она ожесточилась против мира, против политиков и государственных мужей. Это стало наваждением. Она даже осудила дядю Мэла за то, что он продавал правительству порох и взрывчатку. До недавнего времени она с ним даже не разговаривала.

— Ладно, — вздохнул я. — Франкини был джентльмен. Но Романофф?

— Игорь? — Она будто раскусила горький орех. — Вы с ним знакомы?

Я покачал головой.

— Жулик, форменный негодяй. Он поймал Линду в сети. Она так горевала после смерти Франкини, а он этим воспользовался. Да, он был таким обаятельным, таким понимающим, но это было лишь обманом, как и его титул. — Она горько рассмеялась. — Он называл себя грузинским князем, говорил, что его родители убежали от большевиков. Скорее всего, они приехали сюда гораздо раньше, а он родился где-то в Бруклине.

— А ваш дядя не возражал?

— Немного. Если Линда была согласна на Романоффа, дядя Мэл был доволен.

— И брак не сработал?

— Конечно, нет. Линда почти сразу поняла свою ошибку и отправилась в Рино за разводом.

— Он много получил отступного?

— Ни цента. — Она злорадно ухмыльнулась. — Дядя Мэл отказался…

В дверь позвонили.

— Кто… Кто это? — тревожно спросила она.

— Полиция.

Она побледнела, но взяла себя в руки. Я пошел открывать.

В Соединенных Штатах каждый год восемь тысяч человек раньше времени покидают наш мир, но не из-за войн, голода или болезней. Этому способствуют убийства. Восемь тысяч жертв в год (примерное количество жителей Лас-Вегаса) убивают грубо и хладнокровно. И это не считая жертв другого убийцы автомобиля.

Поэтому в таком городе, как Нью-Йорк с его перенаселенностью, убийство стало явлением обычным.

Так что вся процедура тоже была делом обычным. Приехали люди, которые брали отпечатки пальцев, фотографы, судебный врач, и каждый занялся своим делом. Они сделали все, что надо, и удалились. Останки увезли в специальной машине. Предварительная процедура закончилась.

Я сидел в кресле и слушал детектива-лейтенанта Джона Нолана. Он говорил по телефону, сообщая мистеру Адаму Пристину, что его жена здесь, ей дали успокоительное, и она отдыхает, и не может ли мистер Пристин приехать. Лейтенант положил трубку и повернулся ко мне:

— Ладно, давайте рассказывайте.

— Снова?

— Снова, — кивнул он.

Я вздохнул и начал с самого начала. Он внимательно слушал — аккуратный и исполнительный человек с глубоко посаженными глазами и твердо сжатыми губами. Джон Нолан, полицейский, сделавший карьеру за счет своего ума. Коп, который не является ничьей марионеткой, который работает по кодексу, такому же незыблемому, как Десять заповедей. Мне он нравился, и кажется, я ему тоже. Мы и раньше работали в контакте.

Сейчас в его глазах был скептицизм. Он и до этого видел и слышал много странных историй, но эту трудно было переварить. Когда я закончил рассказ, он начал нащупывать слабые места.

— Вы пришли вчера по делу.

— Именно.

— Как зовут Вашего клиента?

— Сиксто Аллагас.

Он занес карандаш над блокнотом.

— Где мне найти его?

— В Оруро.

Он взглянул на меня:

— У вас каша во рту? Выплюньте.

— Оруро, — повторил я. — Простите. Это город в Боливии. Мне следовало раньше о нем упомянуть.

Я рассказал ему о деле против «Экспортс инкорпорейтед».

Он посмотрел на меня:

— Давайте разберемся. Когда Вы вчера пришли сюда, она увидела Вас в первый раз.

— Правильно.

— Вы говорите, она Вас рассматривала, прикидывала, потом попросила жениться на ней.

— Да, сэр.

Его глаза сузились.

— Не понимаю.

— И я не понимаю, лейтенант.

— Послушайте! — взорвался он. — Вы говорите о Линде Франкини-Романофф, племяннице Малкольма Лейзинга, наследнице десяти миллионов. Прекратите балаган и давайте факты.

Я с болью посмотрел на него:

— Вы меня знаете, лейтенант. Стал бы я в таком деле валять дурака?

— Ну да, — ответил он, — я вас знаю. Видел Вас в деле. Но Вы ведь живой человек! Эта женщина молодая и красивая, у нее водились деньги, она покоряла мужчин двух континентов. И Вы хотите, чтобы я поверил, что Вы пришли к ней по поводу судебного иска, а она лишь заглянула в ваши прекрасные карие глаза и сразу влюбилась. Так прямо и решила выйти замуж.