Гарольд Мазур - Зарой меня глубже. Такая богатая, такая красивая и такая мертвая. Представление окончено

— Скоро Вы обвините нас в антиамериканской деятельности! — фыркнул со своего места Мэгоуэн. Он хотел еще что-то добавить в том же духе, но судья Кобб поднял руку, и этот молодчик живо заткнулся. Голос у судьи был ровный и сильный, как у джеклондоновских капитанов, а то, что он сказал, прозвучало для меня сладчайшей музыкой.

— Рассматривая дело по обвинению Тоби Хаммонда, суд принял во внимание аргументы обвинения и защиты. Должен сказать, что последние представляются мне более убедительными. Кроме того, вопреки утверждениям о том, что мистер Хаммонд является социально опасным типом, суд склонен считать, что оснований для подобных заявлений нет. Любой актер — человек повышенной возбудимости, и пока мы точно не знаем, что же произошло между мистером Хаммондом и мистером Грауфордом, я думаю, можно освободить мистера Хаммонда под залог. Я слышал, что здесь прозвучали намеки на то, что мистер Хаммонд — человек небедный и может попытаться скрыться от правосудия. Я спрашиваю: куда и как? Его фотографиями заклеены все афиши, очень многие знают его в лицо… Нет, и этот довод обвинения я отвожу. Придет время, и мы разберемся с этим делом, имея возможность выслушать обоих участников происшествия. — Он стукнул молотком по столу. — Тоби Хаммонд выпускается под залог. Остается определить сумму.

— Но Ваша честь! — завопил Мэгоуэн, вскакивая. — Я думаю, суд мог бы…

— Принимать решения не входит в обязанности прокуратуры, Вы бы должны об этом знать, — прервал его судья.

Мэгоуэн вспыхнул, но пилюлю проглотил, только метнул в мою сторону ненавидящий взгляд. Я понял, что публичного унижения он мне не простит и постарается напакостить, как сможет. Моя догадка тут же получила подтверждение: как только стала обсуждаться сумма необходимого залога, помощник прокурора снова вскочил с места:

— Если суд счел возможным принять такое решение, я предлагаю установить сумму в десять тысяч долларов!

Судья посмотрел на меня.

— А почему не миллион? — поинтересовался я. — Наверное, помощник прокурора считает, что у моего клиента дома печатный станок? Или же думает, что если человек не стоит с протянутой рукой на паперти, то он вполне может выложить такую сумму? Рассматривая данное дело, мы пришли к выводу, что на настоящий момент доказанным является только факт драки — мелкое хулиганство, иначе говоря. Я считаю, что и сумма должна быть соответствующей. Думаю, две с половиной тысячи устроили бы всех.

После долгих препирательств сумма была определена в пять тысяч. Я взглянул на часы — время перевалило за полдень, нужно было торопиться. Поспешно рванув вниз, я через несколько минут разыскал Оги Спилмена, и мы быстренько составили все необходимые бумаги. Ожидая, пока в канцелярии их обнюхают со всех сторон, внесут в реестры соответствующие записи и дадут разрешение на освобождение Тоби, я думал, что от всех моих усилий выиграл, в итоге, только один человек — Сидней Лорд.

Тоби, вышедший из камеры предварительного заключения, выглядел не лучшим образом, но на его помятой физиономии светилась довольно нахальная ухмылка. Он сидел в кожаном кресле, свободно откинувшись на спинку, и таращился на меня с видом победителя, у которого в самый последний момент украли заслуженную победу.

Я вздохнул и стал звонить Лорду.

— Все в порядке, — доложил я, когда секретарь передала ему трубку. — Можете заказывать оркестр и национальных гвардейцев.

— О чем Вы говорите? — простонал он. — Какие гвардейцы? Как обстоят дела? Почему Вы до сих пор мне не звонили?

— Гвардейцы, я думаю, должны быть в парадной форме и в количестве не меньше батальона, а не звонил по той простой причине, что занимался Вашим ненаглядным.

— Ну, и как?

— Я же сказал: все в порядке — можете получить свое сокровище.

— Вы не шутите? Вы же не станете так шутить, Скотт?

— Конечно, не шучу! — фыркнул я. — Выходка Вашей звезды обошлась Вам в пять тысяч.

— О, Господи! А где же Тоби?

— Здесь. Слегка помят, но настроение бодрое.

— Скотт, Вы гений!

— Я — обыкновенный адвокат. Послушайте-ка, что я Вам скажу, Сидней: забирайте своего Тоби и посадите его на короткий поводок, так, чтобы он до суда и носа никуда не мог высунуть. Ничего еще не кончилось, и если Ваша знаменитость натворит что-нибудь еще, то так просто уже не отделается. Помощник прокурора сделает все, чтобы засадить его на полную катушку. Вам понятно?

— Конечно, Скотт, конечно! Я Вас очень прошу, привезите его сюда.

— Ну уж нет, — запротестовал я, — это Вы сами. У меня еще куча дел, я и так убил на Вашего Тоби уйму времени. Дальше нянькайтесь с ним сами.

— Да-да! Я сейчас же пришлю машину. Примите мою искреннюю признательность. Можете быть уверены — это весьма ощутимо отразится на Вашем гонораре.

— Ладно, Лорд. Забирайте отсюда Вашу знаменитость, а пока Вы будете сюда добираться, я ему немного прочищу мозги.

Я опустил трубку на рычаг и посмотрел на Тоби. Он явно прислушивался к нашему разговору и теперь, глупо ухмыляясь, таращился на меня. Несмотря на то, что ночь он провел в камере предварительного заключения, а кулаки Мэтью Грауфорда оставили на его физиономии заметные следы, он был по-настоящему красивым парнем. Я мог понять толпы восторженных обожательниц, которые преследовали его буквально по пятам. Не знаю уж, каким он был актерам, но судя по тому, что писали в газетах — Бог не обидел его и талантом.

Карьера Тоби началась в четырнадцать лет, когда он стал победителем творческого конкурса среди молодежи. На парня сразу посыпались приглашения, целая свора продюсеров увивалась вокруг, соблазняя выгодными контрактами. Он даже снялся в двух фильмах, и те с большим успехом шли в прокате, но пристрастие к выпивке и несдержанность характера отпугнули от него крупных голливудских заправил. Что мешало этому парню сделать настоящую карьеру, я не знал. Собственно, меня это и не интересовало, пусть этим занимаются врачи и его продюсеры. Но теперь и я оказался, в известной степени, втянутым в орбиту интересов Тоби Хаммонда. Во всяком случае, возможные глупости, которые мог натворить этот парень, могли сказаться на моей профессиональной репутации, а этим шутить не стоило.

Я наклонился к нему и сказал:

— Послушай меня, парень. Если не возьмешься за ум и не перестанешь валять дурака, то очень скоро вместо роскошной театральной мишуры будешь созерцать совсем другие декорации, и цвет там будет преобладать серый.

— Почему?

— Потому что внутренности тюрем обычно красят шаровой краской. А еще там ужасная скука, и время тянется очень долго. А еще, можешь мне поверить на слово, уголовники очень любят таких симпатичных мальчуганов, как ты. Понял?