Раймонд Чэндлер - Прощай, красавица

– Побыстрее, – сказал усатый и сел на заднее сиденье.

Хемингуэй подошел к левой дверце, с трудом втиснулся за руль и завел мотор. Мы развернулись и тронулись по окаймленной дикой геранью подъездной дорожке. С моря тянуло холодным ветром. Звезды были очень далеко. Они безмолвствовали.

Мы выехали на бетонную дорогу и неторопливо поехали по ней.

– Как же это ты без машины, приятель?

– Амтор прислал за мной.

– С чего бы, приятель?

– Должно быть, хотел меня видеть.

– Это парень с головой, – сказал Хемингуэй. – Понимает, что к чему.

Он сплюнул на землю, сделал плавный поворот и пустил машину с выключенным мотором вниз по склону.

– Амтор говорит, что ты ему звонил, пытался забросить крючок. Вот он и решил, что надо посмотреть, с кем придется иметь дело – если придется. Потому и прислал свою машину.

– Потому что знал, что позвонит знакомым полицейским и машина будет мне без надобности, – сказал я. – Чего уж там, Хемингуэй.

– Ну вот опять. Ладно. Так вот, под столом у него магнитофон, секретарша вела запись и, когда мы приехали, все зачитала мистеру Блейну.

Я обернулся и посмотрел на мистера Блейна. Он спокойно покуривал сигару, будто сидел дома в шлепанцах, и не удостоил меня взглядом.

– Ни черта она не записывала, – сказал я. – Скорее всего, у нее там шаблонная запись, приготовленная на всякий пожарный.

– Может, скажешь нам, зачем тебе понадобилось видеться с Амтором, – вежливо предложил Хемингуэй.

– То есть пока у меня цела рожа?

– Ну, мы совсем не такие, – сказал он с широким жестом.

– Ты хорошо знаешь Амтора, не так ли, Хемингуэй?

– Мистер Блейн вроде знает. А я просто делаю, что велят.

– Кто такой мистер Блейн?

– Джентльмен на заднем сиденье.

– А кто он помимо этого?

– Господи, мистера Блейна знают все.

– Ну ладно, – сказал я, внезапно ощутив сильную усталость.

Опять молчание, повороты, вьющаяся лента дороги, темнота и боль.

– Ну а теперь, – заговорил рослый, – когда никаких дам среди нас нет, объясни, с чего ты называешь меня Хемингуэем?

– Шутка, – ответил я. – Старая-старая шутка.

– А кто он, этот Хемингуэй?

– Писатель, который повторяет одно и то же снова и снова, пока не начинает казаться, что это хорошо.

– Времени тебе девать некуда, – сказал рослый. – Частный сыщик, а мозги набекрень. Зубы у тебя пока что свои?

– Да, с несколькими пломбами.

– Ну, приятель, ты счастливчик.

Человек на заднем сиденье сказал:

– Хватит. Теперь сверни направо.

– Понял.

Хемингуэй свернул на узкую грунтовую дорогу, идущую вдоль склона холма. Мы проехали по ней с милю. Запах шалфея стал очень сильным.

– Здесь, – сказал человек на заднем сиденье.

Хемингуэй остановил машину и поставил на ручной тормоз. Потянулся в мою сторону и распахнул дверцу:

– Что ж, приятель, познакомиться с тобой было приятно. Но туда не возвращайся, даже по делу. Выходи.

– Идти отсюда пешком?

Человек на заднем сиденье сказал:

– Поторапливайтесь.

– Да, приятель, пешком. Тебя это устраивает?

– Конечно, будет время кое-что обдумать. Например, вы не из лос-анджелесской полиции. Но один из вас полицейский, может и оба. По-моему, вы из Бэй-Сити. Так почему же вы оказались не на своей территории?

– Не трудновато ли будет это доказать, приятель?

– Доброй ночи, Хемингуэй.

Он не ответил. Никто из них не произнес ни слова. Я стал вылезать из машины, ступил на подножку и подался вперед, голова у меня еще немного кружилась.

Внезапно человек на заднем сиденье сделал молниеносное движение, я скорее ощутил его, чем увидел. У моих ног разверзлось море тьмы, гораздо более глубокой, чем самая черная ночь.

Я шагнул в него. Оно было бездонным.

Комната была полна дыма.

Дым висел по стенам тонкими нитями, словно занавесь из маленьких прозрачных бусин. Два окна в торцовой стене, казалось, были открыты, но дым не колыхался. Комнату эту я видел впервые. На окнах были решетки.

Чувствовал себя я вялым, бездумным, будто проспал целый год. Но дым меня беспокоил. Я лежал на спине и думал о нем. Наконец глубоко вдохнул, и у меня заболели легкие.

– Пожар! – крикнул я.

И расхохотался. Не знаю, что там было веселого, но я начал смеяться. Лежал на койке и ржал. Звучание смеха мне не нравилось. Это был смех сумасшедшего.

Однако крика оказалось достаточно. За стеной быстро протопали шаги, в замочную скважину втиснулся ключ, и дверь распахнулась. Какой-то человек быстро заскочил бочком и притворил ее. Потом правой рукой потянулся к бедру.

Это был невысокий плотный мужчина в белом халате. Черные глаза его смотрели тупо. Под ними серыми мешками свисала кожа.

Я повернул голову на жесткой подушке и зевнул.

– Не придавай значения, Джек. У меня это вырвалось случайно, – сказал я.

Мужчина заворчал, шаря по бедру правой рукой. Злобное лицо, тупые черные глаза, беловато-серая кожа и похожий на сигару нос.

– Опять захотел в смирительную рубашку? – ухмыльнулся он.

– Я прекрасно чувствую себя, Джек. Просто замечательно. Отлично выспался. Кажется, мне что-то снилось. Где я?

– Где тебе и положено быть.

– Славное, похоже, местечко, – сказал я. – Славные люди, славная атмосфера. Пожалуй, я еще немного вздремну.

– Так-то будет лучше, – проворчал мужчина.

Он вышел. Щелкнул замок. Шаги удалились.

С дымом он ничего не сделал. Дым по-прежнему висел посреди комнаты и по стенам, словно завеса. Не расходился, не плавал, не двигался. В комнате был сквозняк, я ощущал его на лице. Но дым сквозняка не ощущал. Это была серая паутина, сотканная тысячей пауков. Интересно, как их заставили работать сообща.

Фланелевая пижама. Такая же, как в окружной больнице. Ни застежки, ни лишнего шва. Вырез тер мне шею. Горло все еще болело. Я начал кое-что вспоминать. Потрогал шейные мышцы. Они тоже болели. Всего один индеец, гад. Ладно же, Хемингуэй. Значит, хочешь быть детективом? Зарабатывать хорошие деньги? Девять легких уроков. Мы выдаем значок. За пятьдесят центов дополнительно вышлем бандаж от грыжи.

Горло болело, но пальцы, которыми я ощупывал шею, не ощущали ничего. Словно бананы. Я посмотрел на них. Пальцы как пальцы. Заказывайте пальцы по почте. Они придут со значком и бандажом. И с дипломом.

Стояла ночь. Мир за окнами был черным. С потолка свисала на трех бронзовых цепях фарфоровая чаша. Внутри ее был свет. По краям чередовались оранжевые и синие лампочки. Я стал разглядывать их. Я устал от дыма. Под моим взглядом лампочки стали открываться, как иллюминаторы, оттуда высовывались головы. Крошечные, но живые; кукольные, но живые. Там был человек в кепочке яхтсмена и с сизым носом, пышная блондинка в живописной шляпке и худощавый мужчина с галстуком-бабочкой. Похожий на официанта из прибрежного кабачка. Разжав губы, он усмехнулся: «Вам бифштекс с кровью или медиум, сэр?»