Раймонд Чэндлер - Прощай, красавица

Я закрыл глаза, крепко зажмурился, а когда открыл снова, это был обычный фарфоровый абажур на трех бронзовых цепях.

Но дым по-прежнему висел в движущемся воздухе.

Взяв грубую простыню за угол, я отер со лба пот бесчувственными пальцами, присланными по почте после девяти уроков, половина авансом, почтовый ящик 2468942, штат Айова, Седар-Сити. Спятил. Совсем спятил.

Я сел и некоторое время спустя смог коснуться ногами пола. В босых ступнях ощущались иголки и булавки. Галантерея налево, мадам. Большие английские булавки направо. Ноги стали ощущать пол. Я встал. Слишком высоко. Я пригнулся, глубоко вдохнул, ухватился за спинку койки, и снизу послышался голос: «У тебя белая горячка… у тебя белая горячка… у тебя белая горячка».

Я пошел, качаясь, как пьяный. На белом столике в промежутке между зарешеченными окнами стояла бутылка виски. Вид у нее был привлекательный. Там оставалась еще половина содержимого. Я шел к ней. В мире много славных людей, несмотря ни на что. Ты можешь разорвать утреннюю газету, в кино пнуть по ноге сидящего рядом, ворчать и злиться на политиканов, но все же славных людей в мире много. Взять хотя бы парня, оставившего мне полбутылки виски. Душа у него широкая, как бедра Мэй Уэст [11] Мэй Уэст (1893–1980) – американская актриса, секс-символ 1930-х гг. .

Подойдя, я взял бутылку обеими руками и подтащил ко рту, потея так, словно поднимал конец моста через пролив Золотые Ворота.

Я сделал большой неаккуратный глоток. С величайшей осторожностью поставил бутылку на место. Попытался облизнуть подбородок.

У виски был странный вкус. Осознавая, что вкус странный, я заметил раковину в углу и воспользовался ею. Меня вырвало. Вывернуло наизнанку.

Время тянулось мучительно – сводило внутренности, кружилась голова, я шатался, держась за раковину, и стонал на все лады.

Потом стало полегче. Я вернулся к койке, снова лег на спину и, тяжело дыша, стал приглядываться к дыму. Какой-то непонятный. Ненастоящий. Может, у меня просто расстройство зрения. И вдруг он исчез, свет из абажура под потолком ярко осветил комнату.

Я опять сел. Рядом с дверью у стены массивный деревянный стул.

Подле двери, откуда появился человек в халате, еще одна дверь. Видимо, в чулан. Там, очевидно, моя одежда. На полу линолеум в серую и зеленую клетку. Белые стены. Чистая комната. Кровать, на которой я сидел, представляла собой узкую железную больничную койку, более низкую, чем обычно, по бокам, в тех местах, где находятся запястья и лодыжки лежащего, толстые кожаные ремни с пряжками.

Прекрасная комната – только бы выбраться из нее.

Я уже ощущал все свое тело, боль в голове, горле и руке. Что могло произойти с рукой, я не помнил. Закатал рукав пижамы и тупо уставился на руку. От плеча до локтя точки уколов. Вокруг каждой бесцветное пятно величиной с монетку.

Наркотики. Меня кололи наркотиками, чтобы утихомирить. Может, и скополамином, чтобы развязать язык. Слишком много наркотиков зараз. Приходя в себя, я трясся мелкой дрожью. Одни трясутся, другие нет. Все зависит от организма. Наркотики.

Этим и объяснялись дым, маленькие головы вокруг абажура, голоса, ремни на койке и решетки на окнах, онемелые пальцы и ступни. Виски, наверное, принимал какой-то алкоголик, проходящий двухсуточный курс лечения. Бутылку оставили, чтобы я не упустил ничего.

Я встал и чуть не врезался в стену напротив. Это вынудило меня лечь и в течение долгого времени дышать очень осторожно. Все тело жгло, я потел. Капли пота скапливались на лбу, а затем медленно скользили по носу к уголкам рта. Я машинально слизывал их.

Снова сев, я опустил ноги на пол и поднялся.

– Отлично, Марло, – произнес я сквозь зубы. – Ты крепкий парень. Железный человек шести футов ростом. Вес сто девяносто фунтов без одежды. Твердые мускулы и крепкая челюсть. Ты можешь это вынести. Тебя дважды оглушали, душили, лупили до полусмерти стволом пистолета по челюсти. Пичкали наркотиками до тех пор, пока ты не стал бредить. Ну и что? Пустяки. Теперь посмотрим, можешь ли ты сделать что-нибудь по-настоящему трудное. К примеру, надеть брюки. – Я снова лег на койку.

Время опять тянулось мучительно. Как долго – не знаю. Часов у меня не было. Да и все равно такого времени часы не показывают.

Я сел. Это упражнение стало надоедать мне. Я встал и начал ходить. Было трудно. Сердце билось, как бешеная кошка. Лучше ложись и поспи еще. Ты в скверной форме, приятель. Ладно, Хемингуэй. Я слаб. Я не смог бы повалить цветочную вазу. Не смог бы сломать ноготь.

Ничего не поделаешь. Я хожу. Я сильный. Я выбираюсь отсюда.

Я снова лег на койку.

В четвертый раз вышло немного получше. Я дважды прошелся до конца комнаты и обратно. Подошел к раковине, ополоснул ее, нагнулся и напился из пригоршни. Меня не вырвало. Подождав, я попил еще. Стало полегче.

Я ходил. Ходил. Ходил.

Через полчаса у меня задрожали колени, но в голове прояснилось. Я выпил еще воды, много воды. При этом чуть не расплакался в раковину.

Вернулся к койке. Прекрасная койка. Из розовых лепестков. Лучшая на свете. Взятая у Кэрол Ломбард [12] Кэрол Ломбард (1908–1942) – кинозвезда, жена Кларка Гейбла. . Для актрисы она слишком мягкая. Я был готов отдать жизнь ради того, чтобы полежать на ней две минуты. Прекрасная мягкая постель, прекрасный сон, прекрасное смыкание глаз, легкий звук дыхания, темнота и медленное погружение в подушки…

Я ходил.

Люди построили пирамиды, потом потеряли к ним интерес и снесли, собрали щебенку на бетон для плотины Гувера, воздвигли ее, провели воду на солнечный юг и оросили землю.

И через это все я прошел. Мне было ничто не страшно.

Я прекратил ходьбу. Теперь можно было кое с кем поговорить.

Дверь в чулан оказалась заперта. Массивный стул был слишком тяжел для меня. На это и рассчитывали. Сняв с постели простыни и подушку, я сдвинул матрац. Под ним была сетка, висящая на черных эмалированных пружинах дюймов по девять длиной. Я принялся снимать одну. Это была самая тяжелая работа в моей жизни. Через десять минут, раскровенив два пальца, я завладел пружиной. Взмахнул ею. Увесистая, гибкая. Можно орудовать как плетью.

После этого взглянул на бутылку, но меня бы снова вырвало, и я напрочь забыл о ней.

Я попил еще воды. Присел на голую сетку, передохнул. Потом подошел к двери, приблизил рот к щели у косяка и закричал:

– Пожар! Пожар! Пожар!

Ожидание было недолгим и приятным. Тот человек со всех ног подбежал к двери, злобно сунул ключ в замок и резко повернул.

Дверь распахнулась. Я стоял за ней, прижавшись к стене. На сей раз у него была дубинка – аккуратно оплетенная коричневой кожей штуковина длиной около пяти дюймов. Взгляд его упал на снятую постель и забегал по комнате.