Алексей Герасимов - Констебль с третьего участка (сборник)

– Всё позади, сестра. Большая часть злоумышленников задержана, и все ваши горести позади, – ответил Ланиган и, поглядев на бренди, которое всё ещё держал в руках, спросил: – Выпьете немного? Вон доктор Уоткинс утверждает, что от нервов это полезно.

– Разве что самую малость, – ответила та.

Инспектор достал из секретера ещё один бокал, наполнил его на треть, затем с сомнением посмотрел на сестру Епифанию и наполнил его до краёв.

– Благодарю, – сказала монахиня, принимая бренди, крякнула и опустошила бокал в два глотка. – Ух, прямо чувствую, как нервы успокаиваются. Констебли говорили, что вы хотели меня о чём-то спросить, господа?

– Да, сестра, – произнёс доктор Уоткинс. – Скажите, как получилось, что вы отравились пирожным? Ведь вы не любите сладкого.

– Я к нему равнодушна, но отказаться от угощения аббатисы… – Та пожала плечами, отчего груди её под сутаной всколыхнулись, словно морские волны в шторм.

– Она что же, сама его вам дала? – поинтересовался инспектор.

– Нет, я стерегла калитку, ожидая визита ниппонского отшельника, и, когда принесли пирожные, их вызвалась отнести сестра Анабелия, подошедшая со мной поболтать. Затем она вернулась с одним пирожным и сказала, что мать Лукреция меня угощает. Я было хотела поделиться, но эта егоза уже упорхнула, и пирожное я съела сама. Затем… А затем я, кажется, лишилась чувств и пришла в себя уже в каком-то подвале, слабая, словно воробушек.

– И давно вы знаете эту Анабелию? Как её в миру звали? – напряжённо спросил доктор.

– Она новенькая, недели две как перебралась к нам откуда-то из Корка, не скажу подробнее на память. А в миру она звалась Шарлотта Баксон. Я отчего знаю – я ведь ещё и обязанности секретаря настоятельницы исполняю.

– Стойкасл, прикажите дежурному наряду сопроводить сестру в обитель, а оттуда доставить сестру Анабелию, – распорядился инспектор Ланиган.

– Держу пари, этой Баксон там уже нет, – заметил Макензи, когда все покинули кабинет.

– Склонен согласиться с вами, но попробовать мы обязаны, – задумчиво ответил старший инспектор. – Вильк, мы вас задержали почти на всю ночь… Простите нас, идите, голубчик, отдыхайте.

Перенеся икону в мастерскую мистера О’Хара и дружески попрощавшись со Стойкаслом, я уже совсем было собрался идти домой, однако в тот самый момент, когда я вышел из участка на улицу, из-за поворота появился несущийся во весь опор кеб. Он мчался так споро, словно за ним гнались все падшие ангелы преисподней, и, хотя в утренней сероватой мгле фонари на нём были отлично различимы, такой аллюр создавал опасность для случайных прохожих. Я уже извлёк свисток, собираясь подать сигнал по форме два и оштрафовать нарушителя, когда тот резко затормозил и из кеба выскочил мистер Адвокат.

– Констебль! – воскликнул он, увидев меня. – Вас послало мне само небо!!!

– Надеюсь, сэр, вы не хотите сказать, что теперь пропал мистер Блинке? – спросил я.

Я, честно говоря, чувствовал некоторые угрызения совести из-за того, что этот джентльмен по моей вине провёл ночь в камере с бродягами, и потому убрал свисток, решив ограничиться устным предупреждением.

– Ах, вам бы всё шутить, а я погиб, погиб, считайте, бесповоротно, если вы мне не поможете!

– Да что же такое произошло, сэр? – опешил я.

– Ах, трагедия всей моей жизни! Джей Джей отчего-то решил, что раз я был участником событий в обители, то мне и необходимо освещать эту трагедию. А ведь я совсем, ну совершенно не работал с криминальными хрониками – у нас в «Светском хроникёре» и колонки-то такой нет! Конечно, есть некоторые связи, но не в полицейских или преступных кругах – слава богу, хоть парочку монахинь из аббатства я знаю и смог убедить немедленно извещать меня о новостях. Сегодня ночью, как сообщил мне посыльный от моих конфидентов, произошло задержание злодеев. Скажите, вы ведь знаете что-то об этом? Если мы дадим новость в утреннем выпуске, а не в дневном, как все прочие, я спасён. Если нет – боюсь, мне придётся искать другую работу. – Лицо Фемистокла Адвоката приняло самое что ни на есть унылое выражение.

– Хм… вы ставите меня в затруднительное положение, сэр, – ответил я. – Признаю, подробности задержания мне известны, но я не вправе вам их разглашать.

– Ну хоть что-то! Скажите, умоляю вас! Убийцы задержаны?

– Сэр… Могу вам сказать, что арестованные есть. Большего же… Хотя нет. Могу поделиться с вами ещё одной новостью. Во время ареста преступников произошло явление чудотворной иконы Святой Урсулы.

– Да? – Журналист посмотрел на меня со скепсисом. – Вы уверены?

– Более чем. – Я наклонился к мистеру Адвокату и негромко добавил: – Я сам, лично видел её явление во время ареста злоумышленников. И более того вам скажу, сэр: это работа старинного мастера, ранее считавшаяся утерянной или вовсе неизвестная.

– Не может быть! – В глазах светского репортёра зажглись огоньки радости.

Ещё бы – новость-то как раз по их разряду.

– Вам известно такое имя, – я продолжал говорить так же негромко, заговорщицким тоном, – как Эндрю Флорин?

– Как?! – ахнул мистер Адвокат. – Неизвестная работа самого Флорина?! Ах, взглянуть бы на неё хоть одним глазком!

– Это можно устроить. Наш художник, мистер О’Хара, сейчас занимается её реставрацией, дабы вернуть икону к утру в обитель Святой Урсулы. Пойдёмте. Если сможете уговорить, он вправе сделать вам калотип для иллюстрации статьи.

Я, собственно, что подумал в тот момент. Доналл О’Хара не век же будет у нас, в полиции, вековать – когда-то захочется ему славы, как художнику, выставок и всего такого прочего. А что для того надо? А надо для славы, чтобы знатные и богатые люди ему картины заказывали, чтобы модным он был художником и на слуху. «Светский хроникёр» же такие вот потенциальные заказчики молодого художника и читают. Так что совсем не лишним будет в газете упоминание его имени. Мне так кажется.

– Констебль, я вечный ваш должник! – воскликнул репортёр. – Даже не знаю, как вас отблагодарить! А хотя, знаете… У вас невеста есть?

– Есть, сэр, – кивнул я, не понимая к чему он клонит.

– Как удачно, – обрадовался Фемистокл Адвокат. – Не желаете сводить её в Императорскую оперу? Билеты туда очень дороги, даже в партер, но у меня есть две контрамарки с открытой датой. Не желаете ли?

Он полез во внутренний карман пиджака.

– Это что же, сэр, – взятка? – нахмурился я.

– Это презент. Из дружеского к вам отношения и заботы о вашем семейном счастье.

Эх, а хорошо было бы! Если Мэри небрежно так, разговаривая с подругами, обронит что-то вроде «Мы с женихом вчера в Императорской опере были», да они же все от зависти полопаются!..

Взял я, в общем, контрамарки. Не взятка же – я ведь за них ничего незаконного делать не обязан. А прятать образ приказа от начальства не было…