Харлан Кобен - Скованные одной цепью

— Да в чем виновата-то?

Китти прищурилась и скосила глаза направо. Губы ее искривились в легкой усмешке.

— Хочешь услышать одну забавную историю, Майрон?

Он выжидательно промолчал.

— Я любила теннис. Теннис как игру. — В глазах Китти появилось мечтательное выражение, и Майрон вспомнил, какова она была в те годы, — пантера, царившая на корте. — Я была не такая азартная, как другие девчонки. Конечно, хотелось победить. Но, честно, с детских лет мне просто нравилось играть. Я так и не научилась понимать людей, которым больше всего хочется выиграть. Они мне часто казались, особенно в теннисе, какими-то чудовищными. И знаешь почему?

Майрон покачал головой.

— В теннис играют двое. Один в конце концов выигрывает, другой проигрывает. И по мне, удовольствие приходит не от выигрыша. Удовольствие приходит от сознания того, что ты кого-то побил. — Она сморщилась, как не понимающий чего-то ребенок. — Почему так получается? Мы называем победителей победителями, но если вдуматься, главное — что они заставили кого-то сдаться. Почему же именно этим мы так восхищаемся?

— Хороший вопрос.

— Мне хотелось стать профессиональной теннисисткой, потому что, как бы тебе объяснить, ну, словом, разве можно представить себе нечто лучшее, чем зарабатывать на жизнь игрой, которую любишь?

Майрон услышал голос Сьюзи: «Китти была великим игроком, правда?»

— Наверное, нет.

— Но если ты действительно хорош в своем деле, действительно талантлив, все вокруг стараются заставить тебя забыть, что это игра, это развлечение. Отчего?

— Не знаю.

— Почему, стоит тебе продемонстрировать какие-то способности, тебя посылают в эти дурацкие спортивные школы? Настраивают против друзей? Мало того что от тебя требуют добиться успеха, надо еще, чтобы твои друзья проиграли. Сьюзи объясняла мне все это, словно я сама не знаю. Мне, чья карьера так и не состоялась. А ведь она лучше других знала, что такое для меня теннис.

Майрон боялся пошевелиться, чтобы не разрушить возникшее чувство близости. Он ждал продолжения, но Китти молчала.

— Итак, Сьюзи приехала извиниться? — рискнул наконец он.

— Да.

— За что?

— За то, что испортила мою карьеру. Это ее слова. — Китти посмотрела куда-то в сторону.

Майрон пытался сохранить бесстрастное выражение лица.

— Каким образом?

— Тогда ты мне не верил, Майрон.

Он промолчал.

— Ты решил, что я специально забеременела, чтобы заарканить твоего брата. — В ее улыбке появилось нечто жутковатое. — А ведь если остановиться да подумать, то было бы глупо так поступать, да и зачем?.. Мне было тогда семнадцать лет. И хотела я стать не матерью, а профессиональной теннисисткой. Ну кстати ли оказалась, скажи на милость, мне эта беременность?

Не приходило ли недавно нечто подобное в голову и самому Майрону?

— Я должен перед тобой извиниться, — произнес он. — Верно, не подумал. Таблетки ведь не дают стопроцентной гарантии. Нас этому еще в седьмом классе учили, помнишь?

— И все же ты мне не верил?

— Тогда нет. Повторяю, мне очень жаль.

— Еще одно извинение, — покачала головой Китти. — И тоже запоздалое. Но в любом случае ты ошибаешься.

— Ошибаюсь в чем?

— В том, что таблетки не действуют. Именно об этом приехала поговорить со мной Сьюзи. Она сказала, что сначала это была вроде как просто шутка. Подумай, однако. Сьюзи ведь знала, что я верующая и на аборт никогда не пойду. А в таком случае как проще всего избавиться от меня — своей главной соперницы?

Слова, сказанные Сьюзи два дня назад: «Родители объяснили мне, что в спортивном соперничестве допустимо все. Делаешь то, что нужно для победы…»

— О Господи.

— Вот за этим Сьюзи и приезжала, — кивнула словно в знак согласия Китти. — Она подменила мне таблетки. И я забеременела.

Звучит правдоподобно. Шокирует, конечно, но все сходится. Майрон ненадолго задумался, переваривая услышанное. Два дня назад, когда они сидели на террасе, Сьюзи было явно не по себе. Теперь становится понятно почему. Все эти разговоры о вине, об опасности чрезмерного спортивного азарта, о печалях прошлого — ситуация более или менее проясняется.

— Я и понятия не имел о чем-либо подобном.

— Знаю. Но ведь это ничего не меняет, не так ли?

— Наверное. Ну и что, ты ее простила?

— Я дала ей выговориться, — продолжала Китти. — Я дала ей выговориться, все объяснить, до малейших подробностей. Не перебивала. Вопросов не задавала. А когда она закончила, встала, пересекла комнату, вот эту самую, и обняла ее. Крепко. И долго не отпускала. А потом сказала: «Спасибо».

— За что?

— Она спросила то же самое. И если со стороны посмотреть, то это естественный вопрос. Посмотри на меня, кем я стала. И спроси себя, что было, если бы Сьюзи не подменила таблетки. Может, я продолжала бы играть в теннис и стала, как все предсказывали, чемпионкой, победительницей крупнейших турниров, путешествующей по свету и купающейся в роскоши, ну, словом, все в этом роде. А может, после того как я повесила бы ракетку на гвоздь, у нас с Брэдом были дети и мы жили счастливой семейной жизнью. Возможно. Но что я знаю точно — и это единственное, в чем я уверена, — так это то, что, если бы Сьюзи не подменила таблетки, у меня не было бы Микки.

Глаза ее наполнились слезами.

— Что бы там ни случилось и какие бы беды ни стряслись потом, Микки окупает все в десятикратном размере. Какие бы ни были у Сьюзи мотивы, Микки появился на свет благодаря ей. И я не только простила ее, но и поблагодарила, поскольку каждый день, несмотря на всю свою беспутную жизнь, я опускаюсь на колени и благодарю Бога за своего замечательного, прекрасного мальчика.

Майрон в ошеломлении застыл на месте. Китти прошла мимо него в гостиную, потом вернулась на кухню. Открыла холодильник. Еды в нем было не много, но та, что была, разложена аккуратно, по полочкам.

— Микки пошел за продуктами, — сказала Китти. — Выпьешь чего-нибудь?

— Нет, — покачал головой Майрон. — Ну а ты в чем призналась Сьюзи?

— Ни в чем.

Ложь. Она принялась озираться по сторонам.

— Тогда зачем она поехала отсюда к Карлу Сноу?

— Не знаю. — За окном послышался шум мотора, и Китти мгновенно насторожилась. — О Господи! — Она захлопнула холодильник и выглянула из-под задернутой занавески. Машина проехала, но Китти это не успокоило. Глаза у нее расширились от страха. Она забилась в угол и озиралась так, словно мебель была готова сорваться с места и броситься на нее. — Надо собираться.

— И куда вы едете?

Китти открыла шкаф. Одежда Микки — костюмы развешаны по полкам, рубашки сложены в стопку. Аккуратный парнишка, ничего не скажешь.

— Верни пистолет.

— Китти, что происходит?

— Если ты отыскал-таки меня… Здесь небезопасно.