Линкольн Чайлд - Злая река

Пендергаст извлек из своего портфеля какой-то документ и положил его на стол:

— Это данные под присягой, нотариально заверенные показания того самого тренера. Он утверждает, что вы заставили его угрозами, включавшими и угрозы физического воздействия, сертифицировать коня как опасного. В этих показаниях он описывает ваше запугивание и выражает мнение, что лошадь не представляла опасности и вы были сами виноваты в том, что она сбросила вас. А еще он выражает глубочайшее сожаление о своем поступке и желание искупить вину.

Он достал из портфеля еще один документ.

— Вот показания под присягой от ветеринара, которого вы привлекли к делу. Он признается, что взял у вас пять тысяч долларов за подтверждение сертификации и усыпление лошади. Кроме того, он говорит, что вы угрожали, я цитирую: «сделать так, что его сын никогда до самой смерти не найдет работу», если ветеринар откажется сотрудничать. А его сын только что закончил Академию береговой охраны, и потому ветеринар оказывался целиком в вашей власти. Он тоже выражает глубочайшее сожаление в связи с той ролью, которую сыграл в убийстве этого прекрасного животного.

Бо побледнел еще сильнее. Одному богу было известно, что он сейчас чувствовал. Что касается Перельмана, то у него тошнота подступила к горлу. Эта история напомнила ему о том, что он сам был вынужден сделать со Слиго, — он не забудет этого до самой смерти.

Кабинет заполнился бескрайней тишиной. Похоже, Бо был не в состоянии говорить.

— Коммандер, — тихо произнес Пендергаст, — в ходе своей карьеры я имел дело со многими кровожадными психопатами. Но я редко видел что-либо столь отвратительное, как это хладнокровное, преднамеренное убийство доверчивого, невинного коня только ради удовлетворения вашего непомерного эго.

Наконец Бо открыл рот и сумел прокаркать:

— Что… вы собираетесь делать с этими бумагами?

— Прежде всего я заявляю свои требования. Вы позволите мне продолжать мое расследование так, как я сочту нужным, при вашем полном содействии. Вы немедленно отзовете ваше извещение о прекращении участия доктора Гладстон в расследовании дела и напишете ей извинительное письмо вместе с чеком на сто один доллар двадцать пять центов в оплату за буек, намеренно поврежденный лейтенантом Прихвостнем — я говорю о Дьюране. Вы больше не будете никаким образом контактировать с доктором Гладстон. Вы сохраните режим секретности, созданный мной, чтобы «крот» в вашем подчинении больше не имел доступа к информации о моих действиях. С этого момента я не буду информировать вас о моем расследовании… а вы не будете задавать мне никаких вопросов на этот счет.

Губы Бо беззвучно шевелились некоторое время, прежде чем он выдавил «хорошо».

— Что касается документов, то я буду держать их в безопасном месте на тот случай, если возникнут еще какие-нибудь проблемы.

Пендергаст встал, и Перельман сделал то же самое: он не мог дождаться, когда уберется оттуда. Пендергаст превратил коммандера в трясущуюся, еле дышащую развалину.

Он посмотрел на Дарби и неожиданно громко проговорил:

— О, лейтенант, вы не делали никаких записей! Позор вам!

С этими словами он вышел из кабинета, и Перельман поспешил за ним. Они сели в машину. Перельман, глубоко дыша, скорее заполз, чем забрался на пассажирское сиденье. Он никогда еще не видел подобного противоборства — такого холодного, такого эффективного, такого сокрушительного.

— Ну, дружище, вы жесткий игрок, — сказал он наконец.

— Это не игра, — возразил Пендергаст и только теперь позволил слабой улыбке появиться на его аскетическом лице. — Давайте найдем ресторанчик со свежими каменными крабами. Колотыми, с горчичным соусом. У меня разыгрался аппетит.

Утренний автобус из Акатана до мексиканской границы был перегружен, в салоне воняло соляркой, и на преодоление двадцати пяти миль ушло два часа тряской езды. На унылой пограничной станции автобус со стоном остановился, здесь всем пришлось выйти, предъявить свои документы агенту мексиканской пограничной службы и пересесть в другой, не менее дряхлый автобус, который тащился по шоссе еще около часа.

Наконец со скрежетом тормозов автобус въехал в городок Ла-Глория в штате Чьяпас на юге Мексики. Здесь вышел один только Колдмун, что и не удивительно, подумал он, оглядывая этот изолированный городок с поникшими пальмами и запыленным кустарником вдоль грунтовых дорог. Он перебросил рюкзачок через плечо и проводил взглядом автобус, который поехал дальше. Водитель любезно высадил Колдмуна перед баром «Дель Чарро» на окраине, с его одинокой мигающей рекламой пива «Ольмека» в окне и негромкими звуками музыки ранчера, доносящимися изнутри. Колдмун пересек улицу и почти пустую в это время дня парковку перед баром и открыл дверь.

Внутри стояла благодатная прохлада и полумрак, и глазам Колдмуна понадобилось несколько секунд, чтобы приспособиться. В баре не было никого, кроме бармена и подростка, сидевшего на бочке в дальнем конце бара.

Колдмун неспешно подошел к стойке и сел.

— Что желаете, сеньор? — спросил бармен по-испански.

— «Ольмеку», пожалуйста.

Бармен, любезного вида человек в яркой полосатой рубашке и ковбойской шляпе, принес бутылку.

— Стакан?

— Спасибо, не нужно.

Бармен поставил бутылку, и Колдмун взял ее.

— Вы, случайно, не сеньор Корвачо?

— Он самый.

Начало было неплохим.

— Я ищу одного друга.

— И кто ваш друг?

— Он называет себя Эль-Монито.

Услышав это имя, Корвачо замер на миг и затем сказал слишком быстро:

— Никогда о нем не слышал.

Колдмун кивнул. Он сделал глоток пива, на удивление холодного, в то время как Корвачо демонстративно принялся вытирать стойку. Колдмун видел, что его вопрос встревожил бармена и тот пытается скрыть свое беспокойство.

Потягивая пиво, Колдмун размышлял, что делать дальше. Он мог бы предложить бармену деньги, но это только испугает его еще сильнее. Иногда, подумал он, правда — или что-то к ней близкое — действует лучше изощренной лжи.

— Я пытаюсь найти одного человека, — сказал Колдмун, — женщину, пришедшую в декабре из Сан-Мигель-Акатана вместе с группой, которая отправилась дальше на север, в Америку. Ее зовут Мартина Ишкиак. — Он достал фотографию, полученную от Рамоны. — Эта женщина исчезла, и я пытаюсь установить, что с ней случилось.

Корвачо едва бросил взгляд на фото:

— Ничего про нее не знаю.

И опять ответ пришел слишком быстро.

— Послушайте, дружище, я работаю на ее семью. Ее родные обеспокоены. Я просто пытаюсь найти эту женщину. Мне очень нужна ваша помощь.

— Как я уже сказал, сеньор, я никогда не слышал об этом человеке и не знаю про группу, о которой вы говорите. — Голос бармена дрожал от страха. — Извините, ничем не могу вам помочь.