Линкольн Чайлд - Злая река

Его ждали те же два человека в накрахмаленной и отутюженной форме. Они провели Пикетта по дорожкам из толченого ракушечника, потом вверх по лестнице белого мрамора. Но на этот раз они пошли не по крытому проходу во внутренний дворик, где Пикетт встречался с Пендергастом в прошлый раз, а совсем в другом направлении и вскоре оказались у большого, похожего на храм здания, построенного из того же белоснежного мрамора. Здание со всех сторон было окружено коринфскими колоннами с архитравом и увенчано трапециевидной крышей. Глядя на это высокое сооружение, Пикетт подумал, что оно не может быть ничем иным, кроме как главным зданием острова.

Сопровождающие довели его до переднего портика, где он увидел Пендергаста и Колдмуна — агенты сидели в креслах, дожидаясь его. Между колоннами гулял освежающий ветерок, шуршал листвой растущих поблизости королевских пальм, приносил с собой запах жимолости. На сей раз Пендергаст был одет в свой фирменный черный костюм, его лицо и серебристо-голубые глаза казались бледными на ярком солнце. Колдмун тоже оделся как обычно: в старые джинсы и клетчатую рубашку. С одной стороны от сидящих находился странный багажный комплект: элегантные плоские чемоданы от «Луи Виттон» и два потрепанных грязных рюкзака. Пикетт подметил, что более молодой агент выглядел совершенно, даже до смешного не на месте в этой обстановке и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Ответственный заместитель директора Пикетт, — сказал Пендергаст, вставая для рукопожатия, когда Пикетт поднялся к ним по ступеням лестницы. — Как любезно с вашей стороны проводить нас таким вот образом.

Это было сказано непринужденным тоном туриста, собирающегося подняться на борт круизного лайнера. Глядя на Пендергаста, никто не мог бы и предположить, какую безумную неделю ему довелось пережить: допросы, снятие показаний, аресты, ордера и рейды, и все это под завесой секретности. Пикетт наложил запрет на распространение какой-либо информации об этом деле даже внутри ФБР, стараясь изо всех сил, чтобы закопать проводимые действия в бюрократической формалистике, в которой так поднаторело его отделение.

— Я просто не мог вас отпустить, не подытожив все, что произошло после того, как вы отправились догуливать прерванные отпуска, — сказал Пикетт.

— Спасибо. Мы горим желанием услышать об этом.

Пендергаст показал Пикетту на кресло, стоявшее в тени рядом с ним.

Пикетт вытащил из-под мышки газету и положил ее рядом с собой на сиденье:

— Как вы можете себе представить, в округе Ли произошла серьезная зачистка. Коммандер Бо освобожден от своей должности до проведения официального расследования внутри береговой охраны. Начальнику полиции Форт-Майерса объявлен выговор. Адъютант Бо, некий лейтенант Дарби, арестован по обвинению в шпионаже, арестован и другой офицер береговой охраны — Дьюран. Впереди еще много арестов. Все только начинается.

— А как ко всему этому отнеслись в добром городке Санибеле? — спросил Пендергаст.

— Большую часть подробностей нам удалось засекретить. Шеф Перельман был бесконечно готов к сотрудничеству. Он стал кем-то вроде местного героя. Никто в городке не знает, почему именно ему достаются все лавры в раскрутке этого дела… хотя он и являет собой воплощение скромности и утверждает, что ничего не знает. — Пикетт усмехнулся.

— Какова официальная история? — спросил Колдмун.

— Касательно обрубков ног мы говорим, что это был гнусный эксперимент одной тайной организации, и больше ничего. За кулисами, конечно, последствия будут самые серьезные, сделать придется немало: идентифицировать мертвых, выплатить компенсации мигрантам, содержавшимся в заключении, определить наилучший способ дальнейшей работы… для нас это сущий кошмар.

— Для них это тоже было не слишком приятно, — заметил Колдмун.

— Кто же спорит. И мы делаем абсолютно все, что в наших силах, чтобы исправить ситуацию.

— Если уж об этом зашла речь, то каков нынешний статус некоего комплекса к северу от города Каррабель? — спросил Пендергаст.

— Оттуда все вывезено, комплекс закрыт. Чтобы отпугнуть людей, мы распространили слух о вспышке хантавируса в его окрестностях. Отдаленность этого места и гроза поработали на нас — похоже, никто ничего не заметил, кроме небольшой вертолетной активности. Когда расследование этой секретной операции будет завершено, комплекс сотрут с лица земли. Мы имеем стопроцентную поддержку от Пентагона: они в ужасе от того, что совершили бывшие военнослужащие армии Штатов предположительно во имя патриотизма. Ключевое слово здесь — «бывшие»: армия Соединенных Штатов не имеет к этому никакого отношения.

Пикетт замолчал.

— А что вы такое привезли? — спросил Колдмун, показывая на газету.

— Я подумал, что вы, вероятно, этого еще не видели.

Пикетт развернул газету и показал первую полосу. Два агента подались вперед, чтобы лучше разглядеть. Это был номер «Майами геральд», и заголовок буквально кричал шрифтом в семьдесят два пункта, что звездный репортер газеты Роджер Смитбек получил от мэра Форт-Майерса ключ от города не только за помощь в расследовании на острове Каптива, но и за публикацию серии смелых обличительных статей, обусловивших раскрытие и ликвидацию одной из худших банд в истории города — Panteras de la Noche. Банда прекратила существование, а ее главарь по прозвищу Бахвал помещен под арест. Ходят слухи, что он обманул центрально-американские наркокартели и они предлагают немалый приз за его голову. Хотя репортаж был захватывающим, в нем содержалось на удивление мало подробностей и конкретики.

— У меня есть один вопрос, — сказал Пикетт, откладывая газету. — Он, вероятно, носит несколько деликатный характер. Океанограф доктор Гладстон, которую вы спасли из этого комплекса, на пути к полному выздоровлению, несмотря на утрату ноги, и доктора и психиатры говорят, что ей не грозит хроническая психологическая травма.

Пикетт заметил, что при упоминании имени Гладстон по лицу Пендергаста промелькнула тень.

— И что у вас за вопрос? — спросил Пендергаст.

— Она говорит, что ничего не помнит о событиях того вечера. Она помнит погоню на дороге, преследование с вертолета… а потом — ничего до пробуждения на больничной койке. Кажется невероятным, что ее вынудили отсечь себе ногу.

Лицо Пендергаста окаменело.

— Слава богу, что она ничего не помнит. О том, что случилось, я написал в моем рапорте. Этот препарат — абсолютное зло, и я надеюсь, что мы можем говорить о нем в прошедшем времени. Чувство вины за то, что я вовлек в расследование ее и доктора Лэма, будет преследовать меня до конца дней.

— Вы же не могли знать, — сказать Колдмун.