Анна Каролина - Защитник

– Да, я знаю, – кивает Эбба.

«И еще я кое-что знаю», – этого она не говорит вслух, хотя ей и очень хочется.

– Мы подозреваем, что с Дугласом не все в порядке, думаем, что он наносит себе повреждения, его поведение деструктивно. Вам об этом что-нибудь известно?

Моника прикладывает руку к груди, нервно теребит кулон, который висит на тонкой золотой цепочке:

– Боже мой, нет. Если бы я о таком знала, то немедленно поговорила бы со школьным психологом. Когда это началось?

– Может, два года назад, но мы не знаем наверняка.

– Бедный ребенок. И теперь, наверное, лучше не станет после всего того, что произошло. Милая малышка Ясмина, мне никогда в это не поверить.

– Вы ее знали? – спрашивает Саймон и тянется за печеньем.

– О да, я ведь учила их с Николасом тоже, это было много лет назад, но я хорошо их помню.

– Вот как, а когда это было? – Саймон откусывает печенье.

– Должно быть, пятнадцать с чем-то лет назад, когда они учились с седьмого по девятый класс. Так что я была сильно шокирована, когда услышала об убийстве. Тем не менее я не удивлена, то есть я, конечно, удивлена, но задним числом понимаю, что должна была заметить предупреждающие знаки. – Моника нервно трет руки, а Эбба и Саймон терпеливо ждут продолжения. – Ясмина была довольно живой и разговорчивой девочкой, а Николас более молчаливым и замкнутым. В этом они с Дугласом очень похожи, до них не достучаться. Понимаете, однажды был случай, когда мне и нескольким другим учителям пришлось разнимать Николаса и Ясмину. Была перемена, она его подразнила. Ссоры между братьями и сестрами – обычное дело, но это было что-то из ряда вон выходящее. Им было по четырнадцать или пятнадцать лет. Николас пришел в ярость, сбил сестру с ног и изо всех сил вцепился ей в шею. Она была совершенно синей, когда нам удалось его оттащить.

– В чем же было дело? – спрашивает Эбба с тяжелым чувством.

Такие показания будут играть против Николаса на суде, к тому же она узнала, что он пытался вырваться и убежать из приемника в день ареста. Эти два происшествия она может дополнить своим собственным опытом общения с ним, когда Николас просил у нее наркотики. Она надеется, что об этом инциденте никто не узнает, но ей не нравится, как развиваются события.

– Понимаете, – говорит Моника, – дело в том, что они не могли толком объяснить произошедшее. Но если я правильно помню, их приятели говорили, что Николас разозлился из-за того, что сказала Ясмина, что-то, о чем должна была молчать. Она была немного болтливой, как я уже сказала, наверное, речь шла о какой-то девочке, что-то в этом роде.

Эбба вертится на стуле. Девочка. Стал бы Николас душить сестру за то, что она рассказала о девочке, с которой он встречался? Понятно, что в этом возрасте к подобным вещам относишься излишне чувствительно, но не до такой же степени.

– Вы обратились в полицию? – спрашивает Саймон.

– Нет. Мы взвесили все «за» и «против» и договорились с их отцом не делать этого, в конце концов, они же брат и сестра.

Эбба сцепляет пальцы:

– Что об этом думала Вера?

– Она в этом не участвовала, она же им не родная мать, как вы знаете. Наверное, это не так важно, но на родительские собрания приходил всегда отец, да и вообще только он занимался детьми. Веру Моретти редко видели в школе, я не думаю, что вообще видела ее до того, как Дуглас пошел учиться.

– Вот как, – говорит Эбба и понимает, что забыла про кофе.

Она делает глоток остывшего кофе из маленькой чашки, и постепенно ее мысли складываются в законченную картину. Если Джорджио насиловал Ясмину, а может статься, даже Дугласа, то вполне вероятно, что страдал от него и Николас… Она смотрит на Саймона, хочет рассказать ему об идее, только что пришедшей ей в голову, но тот занят печеньем. Так что она сама додумывает мысль. Неужели Джорджио насиловал и Николаса? Внезапно перед ее глазами возникает широкоплечий Джорджио Моретти, вот он приоткрывает дверь в спальню сына, залезает рядом с ним в кровать, прикладывает палец ко рту…

Во всяком случае, это стало бы более правдоподобным объяснением того, почему Николас разозлился на Ясмину, если сестра обнаружила это и кому-нибудь насплетничала.

– Повторялись ли когда-нибудь подобные ссоры между Николасом и Ясминой? – спрашивает Эбба, немного резко опуская чашку на стол.

Моника обеспокоенно реагирует на стук фарфора:

– Нет. Они больше не переходили грань, а потом ушли в старшую школу. Но я всерьез задаюсь вопросом, что могло бы произойти, если бы нас в это время не оказалось рядом. Все могло кончиться действительно плохо.

Эбба снова переводит разговор на Дугласа. По словам Моники, он демонстрирует успехи в спорте, но по другим предметам в последнее время отстает. Если знаешь ситуацию, это вовсе не кажется странным. Эбба слушает невнимательно, хочет остаться с Саймоном наедине, чтобы рассказать ему о своей новой гипотезе. И как только они выходят из квартиры, она начинает говорить.

Саймон останавливается у окна лестничного пролета и разворачивается к ней:

– Тебе уже нужно перестать выдумывать, у нас нет ничего на Джорджио.

– Ну как же так?! У нас много что есть. Но ты предпочитаешь закрывать на все глаза.

– Нет, иначе бы я не пошел сегодня с тобой. Но, как я сказал в прошлый раз…

– У нас должны быть конкретные доказательства, – добавляет Эбба.

Саймон вздыхает.

– Ты сам сказал, что он подозрительный, – продолжает она. – И ты видел все его фотографии на Фейсбуке, и еще эта история с мальчиком, которого он отвел в кладовую.

– Я понимаю… – Саймон ерошит волосы.

– Но Хелльберг, – подражая его голосу, произносит Эбба.

– Нет, он не имеет к этому никакого отношения. Ну, в общем… я не знаю. – Саймон хватает Эббу за плечи. – Если Николас расскажет нам об изнасилованиях, если они вообще имели место, то у нас будет совершенно другая ситуация. Ничего больше я сказать не могу.

Эбба проводит кончиком указательного пальца по запыленной оконной раме, оставляя на ней замысловатый узор. Если учесть, насколько Николас погружен в себя, у нее нет больших надежд добиться от него вразумительного рассказа, особенно если речь идет о чем-то настолько чувствительном. Но дома в чаше на комоде у нее есть то, что ему нужно, пакетик, который она пока не выбросила. Как говорила Ангела после того инцидента, когда на них напала мать Оливера, нужно создать у своего клиента чувство «мы против них».

– Он сегодня встречается с психиатром, чтобы пройти освидетельствование по параграфу семь, – кричит Эбба вслед Саймону, который отпустил ее и пошел вниз по лестнице. – Я пойду в приемник и поговорю с ним после этого.

Когда Николас входит в комнату для посещений, навстречу ему поднимается женщина-блондинка. Его поражает то, насколько просто может выглядеть психиатр. Джинсы и черная кожаная куртка. У нее длинные и вьющиеся волосы с рваной челкой, слегка небрежной, как это бывает у женщин среднего возраста, когда они отказываются признавать, что им не стоит носить ту же прическу, что и тридцать лет назад.