Елена Саулите - Швейцарский счет

– Попгавляйтесь, Алиса. Жюльен будеть пгиносить вам всье необходимое. Я, к сожаленью, будю очьень занят.

Алиса упала на подушки, холодный пот лил с нее ручьем, живот прилип к позвоночнику. Нужно было есть, но при одной только мысли о горячем курином бульоне ее замутило. Преодолевая дурноту, Алиса подтянулась на руках, села и придвинула к себе термос, трясущейся рукой отвинтила металлическую крышку колбы и нацедила чашку густой желтоватой жидкости, сгребла рассыпанные на столике таблетки и отправила в рот, отхлебнула из чашки и поморщилась. Бульон показался ей невыносимо горьким, будто в нем развели порошок хинина.

«Будешь пить, – зло приказала она себе. – Ноги надо уносить. Или не сегодня-завтра его преподобие отправит меня на нары. С молитвой и благословением. Все как полагается. А мне туда не надо».

Через два с половиной часа термос опустел, Алиса, совершенно вымотанная едой, крепко спала, и матушка Иветта, пришедшая-таки сделать девушке укол, удовлетворенно кивнула сопровождавшему ее Жюльену:

– Отлично. Сделай еще бульона и добавь туда мелко нарубленного мяса. И гренок. Пожалуй, на сегодня с нее хватит.

А поздним вечером следующего дня Алиса, пошатываясь от слабости, стояла на церковном крыльце, раздумывая, куда же ей теперь податься. Она решила уйти по-английски, не прощаясь. В душе затаилась не то чтобы обида, скорее сильное разочарование. Поначалу отец Жан показался ей спасителем, посланным ей не иначе как свыше. Алиса трепетала перед священником, искренне полагая, что не достойна быть даже пылинкой на подоле его сутаны. Но два дня назад, когда она валялась в жестоком бреду, что-то произошло, и кюре изменился до неузнаваемости. Теперь он прекратил навещать Алису, а если заглядывал на минутку, то при виде больной девушки речь его становилась бессвязной, он суетился, прятал глаза и стремился сократить свой визит до минимума. Безликое: «Как здоровье?», не дожидаясь ответа: «Я рад, что все хорошо»,– и он торопливо захлопывал дверь. В конце концов, отец Жан даже проститься с ней не пожелал, передал ей через Жюльена теплый мохнатый свитер и триста швейцарских франков. Он, божий человек, отказался от нее, в сущности, предал…

Идти было некуда. Вернее, ей теперь было все равно куда идти. Она прекрасно понимала, что не позднее вечера ее схватят. И отец Жан это понимал, потому и избегал.

Алиса посмотрела на темное, беззвездное небо, проводила взглядом стаю настырных ворон, шумно снявшихся с ближайшего дерева, надвинула шапку на глаза и шагнула к лестнице. В боковом кармашке подаренного кюре свитера, она нащупала нечто гладкое и плоское – темно-синяя визитная карточка с именем католического священника Жан-Пьера-Огюстена Крезо и номер телефона. И все. Зачем ей это? Первым порывом было выбросить бесполезный кусок картона, но, поразмыслив, Алиса опустила ее на дно сумки. Так, на всякий случай. Хотя, ей и в голову не приходило, по какому-такому поводу она могла бы обратиться к священнику.

Медленно-медленно, будто пробуя, твердо ли она стоит на ногах, Алиса побрела прочь. Да и куда ей было торопиться? За церковными воротами затаились беды: голод, скитания и бесконечный бег в никуда…

Девушка подняла воротник куртки, втянула голову в плечи и поплелась по узкой улочке, стараясь держаться в тени, хотя скупой свет редких фонарей не представлял особой опасности. Эх, как же теперь найти Галю? Может, вернуться на то место, где они встретились? Но Алиса не помнила ни названия улицы, ни кафе, в котором она когда-то так славно поужинала объедками. Положение аховое. И Алиса решила положиться на судьбу, куда кривая вывезет. Говорят, из двух зол выбирают меньшее. А тут и выбирать-то, собственно говоря, не из чего. Куда ни кинь везде клин.

– Тю! Чахлик Нивмерущий, ты, чи шо? – справа, со стороны небольшого плохо освещенного сквера послышался знакомый сипловатый голос и озорные матерки. – О-е-е, царица небесная, яка ты страшна! – застрочила говорливая Галина.

Она вынырнула из темноты так неожиданно, что Алиса замахала руками, отшатнувшись от похожего на большой холодильник создания в белой кожаной мини-юбке и пурпурных ботфортах, туго обтягивавших полные икры проститутки:

– Ой, как напугала-то! – выдохнула Алиса.

– Ты менэ нэ чурайся, – добродушно хохотнула Галя, ее певучий украинский говорок на окраине Берна приятно ласкал слух. – Иль нэ признала Халю? А то – моя товарка Анжэла, – и пышная Галя кивнула на плетущуюся сзади тощую длинную, как цапля, девицу в легких не по сезону белых брюках и блестящей куртке цвета испуганной мыши. – А я знала, шо батько Жан брэшет, шо ты ушла куда хлаза хлядят. К рукам прибрать хотел? В монашки тэбэ ахитировал? От, тыхоня хренов! Такую красотку решил прикарманить, кукиш тэбэ! – она внезапно повысила голос, повернулась в сторону храма, вызывающе подбоченилась и показала дулю. – Мы с Анжелкой тут второй день дежурим, все тэбе выхлядаем, – не унималась Галина, не обращая внимания на стоявшую с разверстым ртом Алису, силившуюся вставить в канонаду Галиного монолога хоть словечко. – Я сразу с Мухаметом сховорылась, пришла до тэбэ, а тэбе тю-тю. Нэма, ховорит, вашей Альки, свалила и адрэсочка не оставила. Святоша чертов, набрехал и оком нэ морхнув! А я нэ дура! Сообразила шо к чэму. Охмурил, думаю, выручать дивку надо! Тэбэ то есть, – и Галя легонько толкнула Алису в грудь, от чего Алиса зашаталась и едва не села на асфальт. – Ой! – спохватилась Галя, заметив, как побледнела Алиса. – Зовсим худо? Видон у тэбэ, як пять рокив не кормили. Давай прысядэм, пивка хлебнешь.

Она с размаху плюхнулась на широкую деревянную скамью и, порывшись в обвисшей холщовой сумке, быстро достала жестяную банку. Приятный щелчок, и из узкого отверстия воскурился белесый дымок.

– На, подкрэпысь, – наклонившись, Галина протянула металлическую колбу Алисе.

От нее резко пахнуло гремучей смесью дешевого алкоголя и крепких сигарет. Алиса поморщилась и отстранила банку:

– Нет, девочки, спасибо. Боюсь, что вообще идти не смогу. Пейте сами.

– Ха! А мы бэз хорючэго, як бэз воздуха. Нияк.

– Допинг, – вставила помалкивавшая до сих пор подруга Галины.

Ее крючковатый, лиловый от холода нос, нервно зашевелился, будто у закоренелой алкоголички, почуявшей заветный шкалик. Без тени смущения она извлекла из кармана плоскую фляжку, торопливо отвинтила крышку и присосалась к горлышку. Сделав два-три мощных глотка, шумно выдохнула и блаженно улыбнулась, обнажив длинные передние зубы.

«Надо сказать им, что меня ищут. Подводить их под монастырь я права не имею. Загремят под фанфары ни за что ни про что. Реально. И почему у худых всегда зубы лошадиные? – вяло думала Алиса, разглядывая обтянутые кожей торчащие скулы Анжелы. – Или наоборот. Почему люди с лошадиными лицами всегда тощие? Может, это как-то связано?»,– в висках противно ныло, в голову лезла какая-то тарабарщина. Алиса сообразила, что у нее снова поднимается температура. И она решилась: