Елена Саулите - Швейцарский счет

Обхватив голову руками, Алиса молча раскачивалась на стуле, до нее дошло, почему днем возле церкви отца Жана было столько народу. Значит, и девчонки были там. Как хорошо, что она не пошла туда. Чего доброго, Галина сдала бы ее на месте, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Однако признаваться сейчас, что она была там сегодня не имело смысла – только обострить и без того, накаленные недоверием, отношения. Но что происходит? Ее снова подставили. Кто и зачем? И почему эта женщина убила отца Жана? Или убийца не она? Ей казалось, что сам его мерзейшество Дьявол преследует ее, измышляя все новые козни. Мысли неистово вертелись, будто в голову опустили гигантский миксер, от напряжения дико разболелась голова, Алису замутило. Женщина в темных очках, брюнетка, в шубе. Стоп! Перед глазами встала размытая фигура вдовы Фридмана, жгучая брюнетка, ее всегда показывали в темных очках и разных шубах! Но зачем ей было убивать, ни в чем не повинного кюре? Если она напала на след Алисы и хотела выяснить у святого отца ее дальнейшее местонахождение, то ей проще было науськать полицию, нежели браться за расследование самой, и паче чаяния убивать. И потом, мало ли женщин-брюнеток носят шубы и темные очки!

– Бред! – озадаченно сказала она.

Девчонки опешили. Занятая собственными мыслями Алиса, не слышала, что девчонки сцепились, споря по поводу сложившейся ситуации. Галина упорно отказывалась верить в непричастность Алисы к смерти отца Жана, недоверчиво тряся клочками обесцвеченных волос, она сверлила девушку неприязненным взглядом и призывала Анжелу не церемониться с «ентой паскудой». Услышав последнее восклицание Алисы, она раздраженно дернула головой и процедила:

– Ишь ты. Огрызается, зараза. Ей-ей, щас в полыцыю позвоню.

– Да не горячись ты, – откликнулась Анжела, – то орала: спасать дивку надо! Теперь в полицию сдавать. Ох, и паникерша ты, Галка. Ты уже определись с ролью – ангел-хранитель или… – она остановилась, подбирая нужное слово, но не найдя подходящего определения поведению подруги, заключила:– Я так кумекаю: утро вечера мудренее. Ща по койкам. А завтра решим, что делать.

Чувствуя себя совершенно разбитой, Алиса поплелась в комнату, стащила с недавно купленной раскладушки пятнистый плед, бухнулась вниз лицом, пружины застонали в унисон с похоронным настроением девушки. Она зарылась в подушку, хотелось завыть в голос. Кусая полотняный край наволочки, Алиса судорожно сглатывала тугой вибрирующий ком, внушая себе, что истерика еще никому не помогала. Слезы против воли лились из глаз, внутренняя субстанция, называемая обыкновенно душой, теперь напоминала жидкий студень, тряслась и расползалась. Девчонки продолжали пить, до Алисы доносились их приглушенные голоса. Чтобы не слышать оскорбительных замечаний Галины, она нахлобучила подушку на голову и продолжала всхлипывать, мысленно обращаясь к Богу, моля его вмешаться в ужас происходящего. Она чувствовала себя мухой, запутавшейся в липкой паутине, любая попытка выбраться заканчивалась тем, что она увязала еще глубже, еще безнадежнее. Ей уже не выбраться. Абсолютное Всемогущее Всеведущее Зло, наступившее ей на горло, грозило раздавить, как букашку. Ее преследуют. Ее хотят уничтожить. Это она понимала, но не понимала кто и за что? Кому она помешала? И главное, как выпутаться из нескончаемой череды кровавых кошмаров, неотвратимо несущихся за ней, будто горный обвал. Любой ее поступок провоцирует очередную лавину, заполняя окружающее пространство хаосом и кровью. Отовсюду пахло смертью. Это безумие! Такое не может происходить наяву.

«Наверное, я сошла с ума и все это плод больного воображения».

Девчонки включили на кухне телевизор, и Алиса снова услышала громкий голос комментатора криминальных новостей:

– После судебно-медицинской экспертизы тел банкира Лейба Фридмана и его сына Марка было установлено, что смерть отца наступила из-за остановки сердца, вызванного болевым шоком, возникшим в результате обширного ожога серной кислотой. Площадь поражения составила около пятидесяти процентов. Смерть сына произошла в результате отравления сильнейшим ядом тетродотоксин, содержащимся в брюшине и половых железах рыбы фугу (иглобрюха), являющейся «экстремальным» японским деликатесом. После медицинского освидетельствования трупов, тела были отправлены в Россию. Вдова господина Фридмана, госпожа Диана Фридман намерена продлить свое пребывание в Швейцарии с целью контролировать следственные мероприятия по розыску, подозреваемой в пяти преступлениях, Алисы Фридман. По мнению комиссара Ганса Брутберга, она является невменяемой, и, следовательно, крайне опасной…

Лающая немецкая речь, жестокие несправедливые обвинения больно хлестали по истерзанным нервам. Алиса в отчаянии нырнула под подушку, захлебываясь соленой горечью отчаяния. Спустя некоторое время слезы иссякли, усталость взяла свое и она задремала…

Расплывчатое лицо Марка, присевшего на край ее постели, приблизилось, приняв более четкие очертания, Алиса разглядела даже волоски, торчащие из выпуклой родинки под подбородком. Марк по обыкновению молчал, пытливо вглядываясь в ее лоб, Алиса обрадованно потянулась к нему, но стоило ей протянуть руку, как фигура мужа странным образом отплыла в сторону. Фантом, – догадалась Алиса и оставила попытки прикоснуться к призраку. Она заговорила с Марком, сбивчиво рассказала о своих горестях, об убийстве отца Жана, о преследующих ее страхах, попросила совета, но Марк лишь мягко улыбнулся в ответ и покачал курчавой головой, подразумевая, что ответа не будет. Возмущенная Алиса закричала:

– Ты бросил меня! Тебе весело наблюдать за моими мучениями оттуда, да? Не одному тебе плохо и с этой мыслью на том свете куда приятнее, так? Какой ты жестокий, Марк. Зачем ты приходишь ко мне? Зачем терзаешь? Наслаждаешься моими страданиями? Развлекаешься?

Брови Марка удивленно поползли вверх, он пожал плечами и глухо промолвил:

– Ты сама зовешь меня. Тебе одиноко.

– Да, да, да, черт тебя возьми! – выкрикнула Алиса. – Так помоги же мне или забери с собой. Я больше не могу ползти по жизни как червяк, понимаешь? Я устала страдать и бояться. Я не могу!

– Прости, – в его равнодушном голосе зазвучало недовольство. – Я должен возвращаться. Запомни: один, один, семь…

Алиса проснулась, тело, покрытое липкой испариной, было неприятно влажным, она часто дышала, налитая свинцовой тяжестью голова, гудела. Потолок комнаты, расчерченный косыми полосами неонового света, тускло светился, освещая разбросанную по комнате одежду, жестянки с окурками и забытую на сервировочном столике початую бутылку. Воздух, напитанный алкогольными парами и застарелым запахом табака, был густым, невыносимо вонял кислятиной, потом и нищетой. Перед рассветом измученные фонари дрожали и помаргивали, отчего свет в комнате колебался, придавая окружающей обстановке оттенок ирреальности, некоей фата-морганы.