Елена Саулите - Швейцарский счет

«Будто я в другом измерении», – подумала Алиса.

Со стороны кровати донесся сиплый шепоток, девчонки все еще не спали:

– Наконец-то угомонилась. Слышала, как стонала? Быдто ее в аду на сковородке жарют. Я точно тэбэ ховорю – нечыста у нее совэсть. Ой, нечыста, – Алиса узнала хрипловатый голос Галины. Язык у нее заплетался, свидетельствуя о том, что отца Жана помянули от всей души.

– Да, заткнись ты, говорю. Дай вздремнуть чуток, – недовольно буркнула Анжела и тяжело перевалилась на другой бок, от чего изношенные кроватные пружины разразились громкими стонами.

– Не, ты як хочэшь. А я завтра до полыциы. Дыму бэз охня нема, Анжелка. Чатырэ трупа на курортэ, вчера батько Жан. Там хдэ она – смэрть так и рыщет. Чуэ моэ сердцэ – падалью от нее несет. Рэшэно – спозаранку в полыцию беху, – не унималась Галина.

– Если доживешь, – съязвила Анжела.

– Как это? – не поняла Галина.

– Как как? Придушит она тебя ночью, как кутенка, и поминай как звали, – продолжала издеваться Анжела, сонно причмокивая.

– Дура ты! Я ж тэпэрь хлаз нэ сомкну, – взвилась Галина.

Чтобы не слышать дальнейшие оскорбления, Алиса с беззвучным стоном заткнула уши пальцами. Ее душили слезы, но девушка собрала силу воли в кулак и, стиснув зубы, пролежала без сна до утра. Она напряженно обдумывала создавшуюся ситуацию, искала выход и каждый раз заходила в тупик.

«Один, один, семь. Запомни. Что это значит? – прощальные слова Марка не давали ей покоя. – Может, это номер дома, квартиры или некий шифр? Черт знает что такое. Один, один, семь…»,– она беззвучно шевелила губами, силясь вникнуть в смысл сказанного. Смысл не находился, тупо ныла голова, Алиса терялась в догадках, измысливая все новые, более изощренные варианты трех чисел, доведя себя до исступления, она плюнула:

– Три цифры, три цифры. Запомни. Тоже мне Пиковый Король выискался. И думать не буду. Есть дела поважнее. Тут жизнь на карту поставлена, а он загадки загадывает.

В семь часов она потихоньку встала, накинула прожженный в некоторых местах махровый халат Галины, пробралась на кухню, заварила крепкий кофе, вытянула сигарету из оставленной Анжелой пачки, закурила и задумалась. Выбирать ей не из чего: либо ждать, когда ее сдадут девчонки, либо идти с повинной. Бежать не имело смысла, ее липовый паспорт хранился у господина Камаля, а без документов на работу не примут, бродяжничать и попрошайничать – схватят через неделю. Кроме того, Алиса была уверена, что Галя Козодой, переметнувшаяся в стан врагов, явится в полицию через час после ее побега, опишет ее новую внешность, и пиши пропало. Будет хуже, чем если она решит сдаться полиции сама. Выхода нет. Оставалось одно: объявить о добровольной сдаче и уйти с высоко поднятой головой. В тюрьму. Пожизненно. За преступления, которых она не совершала.

А что она видела в этой жизни? В сущности – ничего. Школа, вредная учительница математики Капитолина Ивановна, ненавидевшая хорошеньких девочек, потому что была старой девой, обязательный стакан кефира на ночь (мама свято верила в исключительную полезность сего немудрящего напитка), неудачная попытка стать моделью, волшебный кусочек замужества и трупы, трупы, трупы. А может, и вправду это она их всех?

Червь сомнения в собственной вменяемости заполз в голову и принялся методично подгрызать пульсирующие от напряжения мозги. «Да я с ума схожу! Нельзя! Надо держать себя в руках, не распускаться».

Не терять лицо,– так учила ее мама. «Лицо. А сохранилось ли оно?»

Алиса щелкнула крышкой, брошенной на столе, Галкиной пудреницы. Припорошенное золотистой пыльцой равнодушное зеркало отразило встревоженный взгляд, черные полукружья под глазами, скорбную складку, наметившуюся у губ и несколько седых волос на висках. Алиса ахнула и принялась яростно выдирать серебристые искры, шипела, моргая слезящимися от боли глазами, и драла, драла, драла, вымещая на предательской седине злость и бессилие перед несправедливой судьбой. Расправившись с последним волоском, она уронила голову на руки и безутешно разрыдалась.

Ее плач разбудил Анжелу, и она явилась в кухню в одних трусах, криво позевывая, уселась напротив ревущей Алисы, воткнула в зубы сигарету и прошамкала:

– Что за вой? Что за рев? Уж не стадо ли коров? – процитированное ею детское стихотворение не возымело должного действия, Алиса продолжала захлебываться слезами. – Кончай ныть, говорю. Лучше скажи, что делать собираешься? Мы тебя скрывать больше не можем, сама понимаешь. Полицаи щас окончательно озверели, хуже того – они поняли, что ты все еще в городе. Уже по всем притонам, поди, шерстить начали. Скоро и до нашей богадельни доберутся. Не знаю, как мы с Галкой от Мухамета отбояримся. Попрет небось за то, что тебя подсунули. Придется другое место искать. Жалко, – Анжела вздохнула и уронила на стол серую колбаску пепла.

– П-п-простите меня, – заикаясь, выдавила Алиса. – Я п-понимаю. Сейчас соберусь и пойду в полицию.

– Решилась, значит? Ну-ну, – Анжела испытующе посмотрела на зареванную физиономию Алисы. – С повинной, значит…

– А что мне остается? Обложили, как медведя. Со всех сторон, – Алиса обреченно покачала головой и уставилась в стол.

– Так, значит, это ты их всех, да? – вкрадчиво ввернула Анжела, подавшись всем телом вперед. Ее тощие груди повисли над столом, как заячьи уши.

– Да, нет же! НЕТ! Сколько раз можно говорить, что я пальцем ни к кому из них не прикоснулась! Кто-то орудует за моей спиной, а я – мишень, жертва! Понимаешь ты или нет? – бешено заорала Алиса, слезы мгновенно высохли, она тряслась от бессильной ярости.

– Ишь ты, жертва, – Анжела прикурила следующую сигарету. Выпрямила спину и, клубясь в сизом дыму, как египетская жрица у жертвенного огня, задумчиво сказала: – Хотя я тебе верю. Черт знает почему, но верю. И знаешь что? Я так кумекаю: если ты пойдешь в полицию – тебе хана. Иностранцы здесь народ бесправный, а русские вообще не люди. Может, попробуешь встретиться с той теткой? Ну, которая вдова банкира? Расскажешь ей все как на духу. Она же из наших. Русская. Может, поверит. Поможет. Выгородит тебя.

Заметив вытянувшееся лицо Алисы, она пояснила:

– В тюрьму ты всегда успеешь. А руки опускать – дело последнее. Попытка не пытка. Попробуй. Чем черт не шутит, а? Вчера сказали, она в отеле «Бельвью» остановилась. Это в центре, на Кохерштрассе. Самая крутая ночлежка в городе. Для царственных особ.

– Так Галина все равно сегодня на меня заявит, – в глазах отчаявшейся девушки промелькнул робкий проблеск надежды и мгновенно потух. Поймав вопросительный взгляд Анжелы, она созналась:

– Я все слышала ночью.

– Не парься. Галку я на себя возьму. В ближайшие два дня она будет молчать, как мумие, а потом я за нее не ручаюсь.