Сергей Skolorussov - Метаморфоза мифа

– Познал. Я слабый.

– Хорошо хоть философствовать не разучились.

– Только это и остаётся. Но очень редко здесь можно найти хорошего собеседника. Образованных и умных людей стало мало.

– У вас какое образование?

– Хорошее. Я хироптеролог.

– Кто?

– Хм! – старичок грустно улыбнулся. – Эх, давно это было! Хироптеролог – это специалист по рукокрылым. По летучим мышам. Когда-то многие толстые журналы считали за честь размещать мои статьи на своих страницах. Но всё это в далёком прошлом. Всё рухнуло в один момент и стало никому не нужным. Развалился институт и с ним, естественно, моя лаборатория. Летучие мыши – это прекрасно. Они лучше людей. Они не едят себе подобных. Они не обижают друг друга. Но что мы всё обо мне, букашке божьей. Кто вы будете по профессии?

– Следователь. Капитан юстиции.

– Вы хотели сказать – полиции?

– Можно и так.

– Полицай! Русский язык очень богат на многообразие форм производных слов. Он, пожалуй, в этом смысле даст фору любому другому земному языку. Но вот у слова «полицейский» есть всего одна производная форма – «полицай». И это форма несёт в себе устойчивое сугубо негативное восприятие. Даже слово «мент» и близко не может стоять рядом с «полицаем» по степени передачи негатива. Это в наших генах, в наследственной памяти нашего народа! И с этим ничего не поделаешь. Слишком много крови пролили «полицаи» на Руси. Эта кровь перевалила через критическую массу человеческого восприятия. Иногда достаточно произнести то или иное слово вслух, чтобы понять его содержание и смысл. Полицай! Я не знал деда и бабку со стороны отца. Он был ещё маленьким, когда на его глазах полицаи забили их до смерти палками. При этом они забавлялись, им было смешно. Надо признать, что переименование в «полицию» придумал очень мудрый человек. Он сделал всё, чтобы слово «милиционер» не деградировало до уровня «полицая».

– Может быть, вы и правы. Простому человеку в наше время трудно разобраться, где ложь, а где, правда.

– Нет ничего трудного в этом. Достаточно осмыслить критерии пропаганды. Она действует по накатанному шаблону. Сто раз повторённая вслух ложь легко облачается в одежды истины и принимается всеми в таком виде с необыкновенно наивной доверчивостью. А правда – это затюканная никому не нужная сирота, которую не пускают на порог современного общества. Она своей убогой простотой и логичностью легко порождает плод сомнений. Чаще всего у нас её называют «явной глупостью» или «выдумкой неучей». Ложь рядят в красивые одежды. А правда всегда голая. Вранье приукрашивают, а правда цвета земли. Это первые признаки, по которым умный человек сможет разобраться в жизни. Не все люди дураки. При желании они способны легко разобраться. Ведь даже сто раз повторённая ложь де-факто не способна стать истиной. Но людям проще закрывать глаза и затыкать уши. То, как ты воспринимаешь растиражированную ложь, является паролем, кодом доступа и мерой лояльности в том мире, в котором люди живут. Проще кивать головой и осуждать прошлое. В этом основная причина почему самая глупая ложь легко побеждает самую умную правду.

Старик хлебнул из чашки и грустно покачал головой:

– Страшно. Страшно так жить. Не задумываются люди, чем всё это может закончиться. Не боятся, что волны всеобщей алчности, лжи и лицемерия погубят Китежбург. Он может опуститься на самоё дно, совершенно исчезнув в пучине человеческих пороков. И только волны Светлояра, качая колокола, будут разносить по берегам малиновый звон величественных затопленных церквей, напоминая потомкам в назидание о судьбе города, в котором победило Зло.

Он горестно вздохнул и попытался улыбнуться:

– Впрочем, я вас заболтал. Сейчас выключат свет – отбой. Надеюсь, что нам ещё не раз представится возможность побеседовать. И помните: опыт – это совокупность прошлых глупостей, помноженных на сопутствующие неприятности. Постарайтесь быть мудрым! Мудрому достаточного знать чужой опыт. Успехов вам.

Он ушёл. Оставшись один, Олег стал готовиться к встрече с красными. Так, так, так. «Настоящему индейцу завсегда везде ништяк», – пробормотал он себе под нос, наполняя две полулитровые пластиковые бутылки водой. Потом Князев вытащил из своего постельного белья простынь и по её концам завязал эти бутылки в крепкие толстые узлы. Хорошо промочив узлы водой, он взялся за середину простыни и, быстро перебирая руками, покрутил тяжелые концы вокруг себя сначала в горизонтальной плоскости, а затем в вертикальной. Узлы, вращаясь со скоростью, едва фиксируемой глазом, издавали протяжный вой. Навыки прекрасно сохранились. Такую технику боя на простынях разработали пацаны в спортивном лагере под Китежбургом семнадцать лет назад. И Князев был зачинателем этой идеи. Мало того, он был лучшим. Только бутылки в детском лагере, естественно, не вкладывали. И без этого узлы били так сильно, что нападавшие разлетались в разные стороны.

В камере потушили свет. Образовавшийся вакуум звуков постепенно стали наполнять шорохи, шуршания, осторожные шаги. Минут через десять капитан понял, что красные готовы к атаке. Через окна казармы падал слабый свет от уличных фонарей и прожекторов, но кухня не имела окон. Здесь была абсолютная темнота, и это давало Князеву преимущество. Он мог видеть атакующих, а они его нет. Красные это учли. По их команде два человека включили свет на сотовых телефонах и направили его в сторону Олега. Тут же в кухню заскочили три бойца с заточками в руках. Два из них, получив удары раскрученных Князевым узлов, сразу вылетели в обратном направлении. Третий, ударившись головой о стену, безжизненно сполз на пол. Судя по габаритам, в атаку были брошены подручные обитателей «кремля». Сами мордовороты не решились идти напролом, очевидно зная об участи своих коллег, получивших по заслугам три дня назад.

– Вперёд! – чей-то грубый голос направил в атаку следующую партию пушечного мяса.

Результат тот же: гулкие удары тяжёлых узлов по лицам, звон разлетающихся заточек и ножей, матюки, стоны.

Так продолжалось довольно долго. Многие из атакующих уже даже не успевали получить свой удар по голове. Они спотыкались о тела упавших, поскальзывались на ковре из валяющихся заточек. Видя реальный результат, красномордые громилы так и не отважились переступить порог кухни. Через несколько минут зажегся свет, и дежурившие у дверей надзиратели вошли в камеру. Очевидно, они надеялись обнаружить в ней тело очередного «самоубийцы». Основная масса бойцов тут же рассосалась по своим койко-местам. У входа в кухню остался только квартет громил и парочка их шестёрок. Уверенным шагом охранники подошли к порогу кухни. Старший из них присвистнул и почесал дубинкой затылок. Между ног служителей культа Фемиды на четвереньках проскакивали пришедшие в себя бойцы.