Василий Боярков - Маньяк и тайна древнего русского клада

– То есть, – ухватился Денис за последнее изречение, словно током прошедшее через молодое, подвижное тело, – Вы сказали, что преступник дошел до приусадебного участка, но у Вас нет полной уверенности, что он заходил вовнутрь ветхой…

– А чему, собственно, ты удивляешься? – вдруг резко повернулся скучавший Карелин, как не покажется странным, высказавший невольную мысль, хотя и отдававшую провинциальной простотой, но в большей или меньшей мере логичную: – Ты «замочил» развратную потаскуху, поглумился над ней – как следует! – затем бросил, покойной, в лесу, а сам отправился домой, но зайти в жилые помещения не успел, так как тебе поступил от меня срочный вызов, требовавший немедленно выходить на работу.

Еще с вечера у Градова забрали на экспертизу личную обувь, и теперь его вновь обуяли страшные подозрения: не окажется ли так, что специалист криминальной службы даст заключение, что она идентична и полностью совпадает? В положительном случае, он действительно будет целиком потерянным для общества человеком: при вновь открывшихся обстоятельствах как-нибудь оправдаться и доказать невинную непричастность – эх, не останется практически никакой возможности. Он снова помрачнел и, печально загрустив, опустил книзу ясные очи, неожиданно наполнившиеся безутешными, скупыми слезами.

– Что говорит эксперт? – едва выдавил из себя молодой человек, еще больше начинавший поддаваться нервозной дрожжи, лихорадочно теребившей сильное тело, и ожидавший, что вот-вот будет поставлена окончательная точка в его печальной судьбе и несостоявшейся полицейской карьере.

– Он дает однозначное заключение, что подошвы не совпадают, – спокойным голосом промолвил оперативник, прибывший в районный отдел прямиком из Иванова.

– Вот видите, – словно сбросив угнетавшую ношу, обрадованно выдохнул молодой человек, – я же говорил вам, что я здесь совсем не причем.

– Это ничего не значит! – резко оборвал его радостное волнение Герман Петрович, не желавший рассматривать никаких других версий и уже отчетливо различавший, как его недавнего подчиненного заковывают в наручники и как он плачущим голосом желает признаваться в совершении жестокого преступления, – ты же не простой какой-нибудь парень, гм? – он презрительно усмехнулся. – Ты все заранее продумал и прихватил с собою пару запасных штиблет – вот только-то и всего! Дойдя до дома, переобулся, после чего зашел внутрь и сжег преступную обувь в заранее затопленной печке.

– Однако? – в допрос, становившийся перекрестным, вмешался молчавший начальник УГРО, – Тогда, Гера, – Бесстрашный допускал с равнозначным сотрудником неофициальное, фамильярное обращение, – высказанное предположение серьезно разнится с твоими же доводами, приведенными несколько ранее: ты утверждал, будто бы в дом парень не заходил, а сразу же отправился по твоему телефонному вызову, да и избу-то мои ребята осмотрели очень внимательно, и, можешь поверить, печка оказалась нетопленной. Как ты теперь объяснишь непонятный поворот своих же собственных мыслей?

– Все очень просто, – не желал сдаваться упрямый поселковый начальник, считавший личное мнение единственно правильным, – он уничтожил ее каким-нибудь другим, более хитрым, способом.

– Каким? – не унимался Алексей Николаевич, пытавшийся если и не защитить предполагаемого преступника, то хотя бы вынудить Карелина не мешать проведению следственного мероприятия и не озвучивать нелепые, не подкреплённые фактами, версии.

– Ну-у, я не знаю, – развел руками Герман Петрович, – если не сжег, тогда куда-нибудь непременно спрятал… Я думаю, мы за тем здесь и собрались, чтобы все подробно выяснить; а вы тут словно в адвокаты к «подленькому мерзавцу» набились – только и делаете, что защищаете его да оправдываете. И только я один пытаюсь подвести кровавого преступника говорить чистую, суровую правду.

– Хорошо, – ивановский подполковник посчитал, что просто обязан вмешаться в бесполезный разговор, никчёмный и бестолковый, – если кто не знает, никаких ботинок, бывших обутыми на преступника в момент убийства, не удалось обнаружить даже с помощью поисковой собаки, которая, кстати, вместе с местным экспертом, и вплоть до настоящего времени, продолжает работать на месте происшествия, где они осуществляют поиски дополнительных доказательств. Говоря о нас, давайте наконец начнем допрашивать юношу непосредственно по существу его незавидного положения.

– Как хотите, – махнул рукой начальник поселкового отделения, возвращаясь на прежнее место и принимая безучастное выражение, – в старые добрые времена никто бы не стал с «плаксивым подонком» сюсюкаться, а вмиг бы развязали ему язык и заставили бы говорить «необходимую» правду; противно смотреть, во что превратили доблестную милицию.

Он еще несколько секунд поворчал, вспоминая заслуги давно минувшего времени, после чего все-таки замолчал, предоставив остальным сотрудникам возможность вернуться к недавней беседе, прерванной в связи с его неугомонной и неуемной активностью. Ивановский оперативник, очевидно осознав, что в присутствии неординарного человека, каким являлся Карелин, нормального допроса просто-напросто не получится, решил перейти к его основной фазе и наконец-таки подключить испытуемого сотрудника к детектору лжи.

– Ты сказал, Денис, что согласен пройти полиграф, – уточнил он пожелание, высказанное чуть ранее, – твое решение не изменилось?

– Нет, – с готовностью откликнулся Градов, искренне желавший закончить неприятную, отвратную процедуру и, по крайней мере, склонить «чаши весов» либо в ту, либо в другую сторону, – я буду рад развеять все накопившиеся сомнения.

Сазонов уже начал закреплять на теле неоперившегося юнца необходимые для проводимого исследования электрические контакты, и даже включил вычислительный аппарат, намереваясь задать первые, тестирующие вопросы, как во входную дверь нетерпеливо стали стучать. Почти сразу, не получив ничьего разрешения, она широко распахнулась, и на пороге возник моложавый, худощавый сотрудник, одетый в сержантскую форму, который возбужденным голосом отчитался:

– Вас срочно вызывают «наверх», – сказал он, имея ввиду руководство, – велено пока прекратить любые допросы.

Как водится в таких ситуациях, сотрудники, приносящие недобрые вести, сами ничего толково не знают и в подробные объяснения не пускаются, но всем своим видом показывают, что порученное им дело настолько важное, насколько им ни в коем случае не стоит пренебрегать. Полагая, что случилось нечто крайне серьёзное, трое старших офицеров понимающе переглянулись, в силу заведенной традиции, выспрашивать у посыльного ничего не стали, а избавив «провинившегося» сотрудника от закрепленных проводков, отвели его обратно в узкую камеру, после чего тут же отправились исполнять нежданное приказание.