Микки Спиллейн - Капкан на наследника

Сколько же лет прошло с тех пор? Да, теперь-то он и в самом деле старик. Однако Чертово Колесо, как и в прежние времена, продолжает вращаться, но вот только где и как, да и зачем? Особенно хотелось бы знать — почему?

И когда я понял почему и зачем, я также осознал, что необходимо в самое ближайшее время вывести его на чистую воду. Он и раньше был перестраховщиком, а теперь уж и подавно, и, если принимать во внимание все недавние события, он вполне мог бросить свою затею и послать все к чертовой бабушке. Он считает, что ни времена, ни методы не изменились, но можно не сомневаться, что, едва запахнет жареным, он спустит все в реку, помашет ручкой, пошлет последний воздушный поцелуй и со спокойным сердцем удалится в свое маленькое гнездышко, свитое неизвестно где. А потом станет вспоминать об этом приключении и, может, даже улыбнется этим своим воспоминаниям, потому что есть еще порох в пороховницах и ему почти удалось выполнить свою последнюю миссию.

Так что давай, малыш, поднапряги мозги, подумай хорошенько, в какой норе прячется Феррис? Где крутится это старое Чертово Колесо?

Я пораскинул мозгами и понял где.

У меня не было ни одного шанса найти его, потому что я знал, где он укрылся, и, пока он сам не постучит меня по плечу или не протянет ко мне невероятной длины руку, Феррис недостижим, потому что нет лучшего прикрытия, чем естественное, данное самой природой.

«Ну ты и ублюдок, Феррис! — подумалось мне. — Хочешь заставить меня начать выкуривать тебя из норы? Ладно, старый лис. Я вполне способен на это. А ты ждешь, чтобы удостовериться, удастся мне это или нет».

Небо захохотало и плюнуло в меня дождем.

Дождь. И Тедди Гвидо мертв. Кто-то ухитрился бросить ручную гранату в окно его кабинета, и вот теперь он превратился в кучку дерьма в закрытом цинковом гробу на полке в покойницкой «Марио Данадо» в Нью-Джерси. Отпевание назначено на послезавтра. Взрыв гранаты мог бы забрать с собой и всех остальных членов семьи, если бы всего за минуту до этого они по счастливой случайности не вышли из комнаты. И теперь его братец сидел в своей Южной Америке и трясся, как заяц, потому что прекрасно знал, что следующая очередь — его. Чет возьмет меня на мушку, как только ему удастся собрать достаточно надежных парней, и я посоветовал ему набрать лучших из лучших, и если они провалят операцию, то Чет может не сомневаться, что я приду по его душу, сам приду и свой старый нож прихвачу, так что, малыш, смотри в оба. Все связи были оборваны, все контакты прерваны, и настало время спустить воду в уборной. А я был словно засор в трубе, который надо срочно прочистить. И я сказал ему, что удалять меня придется хирургическим путем, иначе не получится, а он ответил, что обязательно так и сделает, если это настолько необходимо. Я посоветовал захватить с собой ложку с длинной ручкой, да побольше, потому что она ему наверняка понадобится.

Я посмотрел на дом, где мой отец трахнул мою мать, призвав меня из небытия на свет божий, и прокричал в ночь:

— Черт возьми, пап, я рад, что ты трахался, а не просто совершал половой акт. Большая разница, правда ведь?

Может, у ветра прорезался голос, но что-то ответило мне:

— Неплохо сказано, сынок.

Я кивнул и начал последний тур игры.

Там, на финише, меня поджидал плотоядно облизывающийся скелет в черной мантии и с косой наперевес. У него на руках были все козыри.

Кроме одного, самого главного.

Он был у меня.

На собрании акционеров я проиграл. Я имел в своем распоряжении немалую долю ценных бумаг, и меня конечно же избрали в совет директоров, но Макмиллан стал председателем правления, а его ставленник — президентом, так что вся власть перешла к нему, и все благодаря нескольким колеблющимся, отдавшим свои голоса за Кросса, но этого оказалось вполне достаточно. А мне осталось только тешить свое самолюбие сознанием того, что Денни с Альфредом поняли наконец, что именно я скупал все эти бумажки, однако потраченные на них деньги пошли на ветер. Конечно, у меня был Мондо-Бич, но в их руках оставался Гранд-Сита — имение, которое и являлось главным камнем преткновения. И оно безраздельно принадлежало им. Похоже, так все и останется. Адвокат только подтверждал мои слова.

Время бежало вприпрыжку, и они хорошо это знали.

Только я не знал.

Мы покинули сборище идиотов, и я уселся напротив Лейланда Хантера, наблюдая, как тот играет со своей выпивкой.

— Тебе обставили, мальчик мой. Я пытался предупредить тебя, — не выдержал он.

— Попытка не пытка.

— Тебе известно, что Макмиллан может даже приостановить, а то и запретить съемки фильма, если захочет?

— Ну.

— Что еще тебе известно?

— Он не станет этого делать.

— Почему?

— Кросс хочет подставить подножку мне, вот почему.

— А ты, значит, падать не собираешься?

— Черт подери, Советник, я просто не могу себе этого позволить!

— Отказываешься капитулировать?

— Зачем умирать раньше срока, старина?

Хантер отставил стакан и поглядел на меня:

— Да ты даже хуже своего папаши!

— Гены, мистер адвокат, против наследственности не попрешь, — развел я руками.

— Ты что-то задумал, не иначе.

Я допил свой коктейль, причмокнул и согласно кивнул:

— Ничего такого, о чем бы я стал тебе рассказывать.

— Почему же?

— Ты все равно не поверишь.

— Почему же? — У него словно пластинку заело.

— Как-то раз ты сам сказал мне эти слова. А я хороший ученик.

— Так убеди меня.

— Черт, — ругнулся я, — ты старый прожженный лис, да еще с законом связан. Как я могу?

— Можешь, и еще как! — усмехнулся он. — Так что тебе известно?

— Как некогда выразился один мой приятель, я просто строю догадки.

— Ясно.

— Хрена с два тебе ясно.

— Ладно. Значит, так, как твой адвокат, я должен спросить, что от меня теперь требуется? Дальнейшие поручения будут?

— Будь уверен, Советник, — ответил я.

Черт! Я начинал пьянеть, чего ни в коем случае не мог себе позволить. Я полез в карман и выудил оттуда старый, потрепанный конверт. Половина бумаг была моего собственного сочинения, и я заставил Хантера подписать свои каракули, а потом подтолкнул в его сторону свои толстенные банковские книги.

— Все в норме? — спросил я его.

— Тебе бы следовало стать адвокатом, — кивнул он. — Если бы все это представляло собой последнюю волю умирающего, оно бы выдержало любое судебное разбирательство. Голография...

— Считай, что я и есть умирающий, великий Хантер. Несколько дней погоды не сделают.

— Тебе выбирать, Дог.

— Конечно. Кстати, — вдруг вспомнил я, — ты с теми девочками не виделся?

Хантер расплылся в искренней, душевной улыбке:

— Я взял их обеих в любовницы, пока не найду себе кого-нибудь получше. Даже положил им содержание и вписал в завещание.