Илдус Казанский - Золотая карта

– Ну, что, архаровцы, намыли много? – спросил он.

– Да не очень, – поднимая для выстрела заранее заряженное ружье, буркнул Олег.

Татаринцев, хоть и стоял спиной, но почувствовал опасность. Опасность, которую всегда чуют звери. Опасность, которая всегда подстерегает, где не ждешь. Карабин лежал метрах в двух от него, и достать его без резких движений не получалось. Но оставался нож. Схватившись левой рукой за рукоятку и поворачиваясь в правую сторону, он, не целясь, бросил нож туда, откуда веяло смертью. Одновременно с броском прозвучал выстрел. Нож, поцарапав ухо Олега, со свистом вонзился в сзади стоящее дерево. Пуля, выпущенная из двустволки, прошила грудь Татаринцева, отчего он качнулся, но равновесие не потерял. Но от второй пули уже не удержался и с грохотом повалился на горевший костер, сметая подвешенный котелок. Федя беззвучно наблюдал за этим в стороне, стоя поближе к карабину, готовый в любую минуту вмешаться. Олег убивал человека впервые в жизни, но ни мандраж, ни истерика его не охватили, словно стрелял он ради спортивного интереса.

Труп, зацепив за ноги, потащили к речке.

– Фан, дай я его обшмонаю, может, припрятал в карманах рыжевье, – высказался Олег и стал обшаривать мертвеца, вытаскивая все подряд. – Да ничего стоящего тут нет. Вот только лист бумаги, карта какая-то.

– Оставь пока у себя, – ответил Федя, сгребая остальное барахло и запихивая все по карманам трупа.

Не думал и представить себе не мог Татаринцев, что судьба уготовила ему такой же конец, какой он сам устроил когда-то Стрельцову. Проворнее оказались фуцаны, проворнее. А мыслишки-то у него были сделать как раз наоборот, как и предполагал Олег.

– Ну что, взяли, Фан! – и, схватив мертвеца за ноги и за руки, они сбросили его в бурлящую речку.

Очистив следы борьбы и уничтожив улики, Олег вновь вспомнил о карте:

– Смотри, Фан, оказывается, у нашего Палыча и карта своя была. Вот участок, где мы сейчас копошимся, – он ткнул пальцем в крестик на карте. – Дальше – еще три участка, скорее всего, тоже с золотом. Да и маршрут прочерчен отчетливо, только почему-то не похож на тот, по которому мы шли. Воистину золотая карта! Слышь, чего говорю-то, – обернулся он в сторону Федьки. – Надо нам возвращаться по этому маршруту, проверить, насколько точна карта, все равно в Усть-Неру выйдем. Авось что и найдем.

Переночевав, с рассветом они двинулись в обратную дорогу, захватив с собой остатки провианта, карабин с ружьем и намытое золото, которое разделили предварительно на две части, чтоб каждый мог нести свою долю сам. Шли по маршруту, нанесенному на карту, как и предлагал Олег. В конце первого дня пути, пройдя километров тридцать, остановились на отметке, указанной в карте крестиком. Бросив рюкзак на землю. Олег стал осматривать окрестности.

– Глянь, Сивый, – произнес Фан, назвав Олега придуманной после знакомства кличкой, показывая рукой вдаль. – Вроде ручей. Не там ли рыжевье?

– Так другого здесь нет, ясно, что золото там. Жалко, сито не взяли, можно было бы удостовериться.

– А ты карту точно расшифровал, ошибки не может быть? – с сомнением проговорил Фан.

– Географию надо было учить в школе, и ты бы разобрался. Вот, глянь на карту, – снова разложил Олег ее перед собой на земле. – Видишь, начерчена жирная полоса. Это Индигирка. Если бы я не знал о существовании того участка, где мы копались, естественно, она была бы для меня лишь жирной полосой, но, к счастью, мы знаем больше, чтобы разгадать крестики на карте. Тонкие полоски, прилегающие к жирной, – это ручьи. Первый – значит тот, где мы намывали золото, я определил его по двум сопкам, верхушки которых начерчены здесь на карте, вот они, – и он уверенно показал пальцем на две фигурные полудуги, – а на втором мы сейчас сидим. Почему? Объясню. Больше, во-первых, ничего подобного нам по пути не попадалось, а во-вторых, расстояние, пройденное нами, абсолютно идентично расстоянию на карте, а в-третьих, что очень важно, небольшой островок! Заметил его возле ручья или профукал?

– Ну, допустим, заметил, – буркнул Фан, разочарованный своими знаниями по ориентации.

– А вот он на карте, – снова продемонстрировал Олег свою сообразительность.

Два других участка по пути к Усть-Нере оказались раскуроченными бульдозерами. Сомнений не было, все совпадало с картой.

– Похоже, сюда мы опоздали, Фан. Не зря Палыч повел нас в обход, он наверняка знал, что золотари здесь побывали. А последний и предпоследний участки не достали. Значит, второй ручей тоже должен быть золотым.

– А нолик-то между ними что означает? – вопросительно взглянув, спросил Федька.

– Это загадка. Сам же видел, ничего путевого больше не было. Скорее всего, эту тайну Палыч унес с собой, – задумавшись, ответил Олег, не догадываясь, что никакой тайны уже не было: спрятанный карабин обозначенный ноликом, находился у него в руках.

Вор в законе Валерий Пустовалов по кличке Пустой, выйдя из очередной отсидки, занялся привычной работой Смотрящего. В молодости Пустой слыл медвежатником высочайшего класса и половину жизни провел в тюрьмах да лагерях нашей необъятной Родины. С каждого набега на свободе он исправно вносил взносы в общак воровской империи, соблюдал ее идеи и жил по понятиям этого особого мира. Не каждый человек мог выдержать все испытания, чтобы пройти от мелкого воришки до вора в законе, проходя суровую жизненную закалку в тюрьмах и лагерях и не роняя при этом свое достоинство – достоинство настоящего вора. Для таких воров идеи воровской империи превыше всего, отступиться от них – значит вынести себе приговор, немедля приводившийся в исполнение. Случайные воры не могли выдержать такого напряжения и оставались в рядах обыкновенных или, еще хуже, «ссучивались». Прошедшие же все трудности в воровской империи, не теряя лица, не подставляя свой зад тюремным надзирателям, завоевывая авторитет только делом, силой, и с согласием со «сходняком воровским», становились законниками. Одним из таких законников и являлся вор в законе по кличке Пустой, ставший впоследствии в одном из провинциальных городов России Смотрящим.

В детстве Пустой рос обыкновенным мальчиком, ничем не отличаясь от сверстников. Мать с отцом его были рабочие, зарабатывали на жизнь своими мозолями и верили в светлое будущее. Жили в коммуналке. А когда отцу выделили однокомнатную квартиру, переехали с небольшими пожитками, купленными на честно заработанные деньги, на другую улицу. Новый двор, новая школа, новые друзья Валеру приняли как своего. Дворовые пацаны были «разнослоеные». Если он одевался хорошо, значит, мать его – торгашка или отец – начальник, если плохо, значит, из семьи работяг. Но это на детскую дружбу не влияло, как и на игру в футбол, в который они могли гонять с утра до вечера на школьном стадионе. Наверное, не один мальчик школьного возраста из предметов, преподаваемых в школе, выбрал бы физкультуру, где не нужно напрягать мозги, сидеть смирно за партой, дергая соседку за косичку, ожидая звонка, не отвечать у доски перед всем классом, во главе с училкой.