Рэймонд Чандлер - Прощай, моя красотка

Энн Риордан смотрела на меня с приоткрытым ртом и восторженным выражением на лице, как будто смотрела на Далай Ламу.

Она медленно закрыла рот и кивнула.

— Вы просто великолепны, — мягко произнесла она, — но вы спятили.

Она встала и взяла сумку.

— Вы пойдете к ней или нет?

Рандэлл не может меня остановить, если это была ее инициатива, — был мой ответ.

— О'кей. Я собираюсь встретиться еще с одним редактором светской хроники и получить еще немного информации о Грэйлах. О ее любовных похождениях. У нее ведь они были, не так ли?

Лицо, обрамленное золотыми волосами, было задумчиво.

— А у кого их не было? — пробормотал я.

— У меня. Никогда.

Я прикрыл рот рукой. Она резко взглянула на меня и пошла к выходу.

— Но вы еще кое о чем забыли, — сказал я вслед. Она остановилась и обернулась.

— Что? — она смотрела на стол.

— Вы отлично знаете что.

Она вернулась к столу и нагнулась над ним с серьезным видом:

— Почему они убили человека, который убил Мэрриота, если они не занимаются убийствами?

— Потому что этого типа могли бы взять, а он бы раскололся, когда б у него забрали наркотики. Я имею в виду, что они не убили бы шантажируемого.

— А почему вы уверены, что убийца принимал наркотики?

— Я не уверен. Я сказал это к примеру. Хотя большинство этих подонков принимает.

— О, — она выпрямилась, кивнула и заулыбалась. — Я думаю, вы имели в виду это? — Полезла в сумку и положила на стол пакетик.

Я взял его, стянул резинку и аккуратно развернул. На бумаге лежали три длинные толстые папиросы. Я посмотрел на Энн и ничего не сказал.

— Я знаю, мне не следовало их брать, — сказала она, почти не дыша, — но я знала, что они с травкой. Обычно они прибывают в Бэй Сити в простой бумаге, а потом их упаковывают, как были упакованы эти. Я видела когда-то несколько штук.

— Вам следовало бы взять и портсигар, — спокойно произнес я. — В нем нашли пыль. А то, что он пуст, вызвало подозрения.

— Я не могла — вы были там. Я хотела взять, но не хватило храбрости. Из-за портсигара у вас неприятности?

— Нет, — солгал я, — и не должно быть.

— Я так рада, — задумчиво сказала она.

— Почему вы их не выбросили?

С сумкой у бедра и абсурдом с широкими полями, который почти сполз на один глаз, она долго думала, прежде чем ответить.

— Наверное, потому, что я дочь полицейского, — наконец промолвила она. — Не следует выбрасывать вещественные доказательства, — ее улыбка была слабой и виноватой, а щеки горели.

Я неопределенно пожал плечами.

— Ну, и… — слово повисло в воздухе, как дым в закрытой комнате. Ее губы остались приоткрытыми. Я позволил слову повисеть еще. Краска на ее лице сгустилась.

— Я очень прошу вас меня извинить. Мне не следовало бы этого делать.

Я и это оставил без внимания. Тогда она быстро подошла к двери и вышла.

Я ткнул пальцем одну из папирос, затем уложил их аккуратно рядком и скрипнул стулом. Не следует выбрасывать вещественные доказательства. Значит, это вещественные доказательства. Доказательства чего? Что человек по случаю выкурил немного? Человек, в котором любое прикосновение экзотики находило отклик. С другой стороны, много крутых парней курит марихуану, также много музыкантов и старшеклассников, симпатичных девочек, которые отчаялись в жизни. Американский гашиш. Трава, которая росла бы везде. Сейчас запрещено законом ее выращивать. Это значит немало для такой большой страны, как США. Я сидел и пыхтел трубкой, слушая, как стучит за стеной машинка, проезжают машины по бульвару Голливуд и весна шуршит в воздухе, как бумага по бетонному тротуару, подгоняемая ветром. На столе лежали довольно крупные папиросы, а марихуана грубого помола. Индийская конопля. Американский гашиш. Доказательства. Боже, что за шляпы носят женщины! Голова раскалывалась. Точно, я сошел с ума. Я достал перочинный ножик, открыл маленькое острое лезвие, то, которым я не чистил трубку, и взял одну из папирос. Что сделал бы эксперт в полиции? Разрезал бы сигарету вдоль и, для начала, исследовал внутренности под микроскопом. Вдруг обнаружил бы что-то необычное. Маловероятно, но чем черт не шутит, эксперту за это платят. Одну папиросу я разрезал. Мундштук поддался с трудом. О'кей, я парень крепкий, разрезал и его. Из мундштука я достал свернутые в трубку кусочки плотной бумаги с напечатанными буквами. Я пытался расположить их в порядке, но они скручивались и скользили по столу. Затем взял другую папиросу и, прищурясь, посмотрел внутрь мундштука. Тогда стал работать перочинным ножиком несколько иначе. Я начал покалывать папиросу и нашел место, где начинался мундштук. Это было легко, так как мундштук был тверже. Я осторожно отрезал его и еще более аккуратно и неглубоко надрезал вдоль. Он раскрылся, и внутри оказался кусок эластичной бумаги, на этот раз неповрежденной.

Я нежно развернул ее. Это была визитная карточка. Тонкая, почти белая, с оттенком слоновой кости. На ней были напечатаны слова изящным тонким шрифтом. В нижнем углу — номер телефона в Стиллвуд Хайтс. В нижнем углу — надпись: «Консультации в назначенное время». В середине, немного крупнее, но также сдержанно, напечатано: «Джул Амтор». Ниже помельче: «Психотерапевт». Я взял третью папиросу. На этот раз с большими трудностями вытянул карточку, ничего не разрезая То же самое! Осторожно засунул визитку обратно в мундштук папиросы. Трубка потухла, я положил ее в пепельницу и посмотрел на часы. Время не стои́т. Я завернул две разрезанные папиросы и разрезанную карточку в кусок оберточной бумаги, целую же папиросу с карточкой внутри — в другой кусок бумаги и запер оба пакетика в стол.

Я сидел и смотрел на визитку, оставшуюся на столе. На ней не было адреса. Три одинаковых визитки спрятаны в папиросы, вложенные в дешевую японскую или китайскую сигаретницу! Товар под черепаховую кость стоит от 35 до 75 центов в любом восточном магазине, где японец с исключительной вежливостью что-то шепелявит, сердечно улыбаясь вам, когда вы говорите, что «Луна Арабик» пахнет, как девочки в номерах Сан-Франциско Сейди. И все это в кармане мертвого человека, у которого была другая, очень дорогая сигаретница с хорошими сигаретами, которые он действительно курил. Может быть, папиросы ему вовсе не принадлежали. Он мог подобрать эту сигаретницу в вестибюле гостиницы и забыть про нее, ни разу не заглянув внутрь. Джул Амтор, психотерапевт. Психотерапевт! Да, да… — мои мысли стали фокусироваться на незнакомом мне человеке. Зазвонил телефон, и я рассеянно ответил. В голосе была холодная твердость полицейского, высоко ценившего себя. Это был Рандэлл. Он не лаял. Это был ледяной тип.

— Итак, вы не знали эту девушку? Она подобрала вас на бульваре, а до него вы дошли пешком? Прекрасная ложь, Марло.