Рэймонд Чандлер - Прощай, моя красотка

— В какой больнице?

— В ветеринарной.

Он дернулся, как будто я залепил ему пощечину, и слегка смутился.

— Немного рановато для острот, не так ли?

Я ничего не ответил, а закурил, затянувшись, и снова сел на кровать.

— Таких, как вы, нельзя вылечить, — сказал он. — Разве что бросить в каталажку.

— Я очень болен и еще не выпил кофе. Вы не можете ожидать от меня ума высокой пробы.

— Я говорил вам, чтобы вы не работали по делу об убийстве.

— Вы не Бог, — я затянулся еще раз.

— Вы бы удивились, если бы узнали, сколько неприятностей я могу вам принести.

— Возможно.

— А вы знаете, почему я до сих пор ничего не предпринял в этом направлении?

— Да.

— Почему? — он аж согнулся, наклонившись вперед, зоркий, как терьер, с тем холодным выражением лица, которое рано или поздно должно было появиться.

— Вы не могли найти меня.

Он выпрямился и покачался на пятках. Его лицо слегка сияло.

— Я думал, вы скажете еще что-нибудь, и собрался двинуть вам в подбородок.

— Двадцать миллионов долларов не испугают вас. Но, наверное, вы получаете приказы.

Он тяжело дышал, рот был приоткрыт. Очень медленно он достал из кармана пачку сигарет и разорвал обертку. Пальцы немного дрожали. Он взял с журнального столика спички, закурил, хотел бросить спичку на пол, но направил ее в пепельницу и затянулся.

— На днях я вам кое-что советовал по телефону, — сухо сказал он. — В четверг.

— В пятницу.

— Да, в пятницу. Вы не послушались. Я понимаю почему. Но я не знал этого, когда вы свидетельствовали. Я просто предполагал линию действий, которая мне тогда показалась удачной.

— А что я свидетельствовал?

Он молча посмотрел на меня.

— Не хотите ли кофе? — спросил я. — Он может сделать вас гуманнее.

— Нет.

— А я хочу, — я встал и направился в маленькую кухоньку.

— Сядьте, — выпалил Рандэлл. — Я еще далеко не все сказал.

Я все-таки пошел в кухню, налил воды в кофейник и поставил его на плиту. Затем выпил два стакана холодной воды из-под крана. Вернулся со стаканом в руке, остановился в дверях и посмотрел на Рандэлла. Он не пошевелился. Завеса дыма, как твердый предмет, стояла возле него. Он смотрел в пол.

— В чем я был неправ, когда поехал к миссис Грейл по ее же приглашению?

— Я сейчас говорил не об этом.

— Да, но говорили немного раньше.

— Она не посылала за вами, — он поднял глаза. В них все еще было холодное выражение, а свет из окна оттеняла его острые скулы. — Вы навязались ей и практически влезли в это дело.

— Смешно. Насколько я помню, мы о деле даже не заикнулись. И не думайте, что в ее рассказе было что-то ценное. Заговаривание зубов, не за что зацепиться. И, конечно же, я предположил, что она с вами предварительно переговорила.

— Да, она сказала мне, что эта пивнушка на Санта Моника — укрытие негодяев. Но это ничего не значит. Ни там, ни в отеле напротив для нас ничего нет. Дешевые подонки.

— Она вам сказала, что я ей навязался?

Он опустил глаза:

— Нет.

Я снова ушел на кухню и приготовил кофе. На этот раз Рандэлл пошел за мной и остановился в дверях.

— Насколько я знаю, эта ювелирная банда работает в Голливуде добрых десять лет, — сказал он.

— На этот раз они зашли слишком далеко — они убили человека, и я, кажется, знаю зачем.

— Ну, если это действительно работа банды и вы ее накроете, то это будет первое расследованное убийство, совершенное бандой, за все время, пока я здесь живу. Я бы смог вспомнить и описать не менее дюжины.

— Это хорошо с вашей стороны, что вы так говорите.

— Исправьте меня, если я ошибаюсь.

— Черт побери, — сказал он. — Вы правы. Пару дел на бумаге распутали, но только на бумаге, по ложным свидетельствам. Какой-то подонок теперь подкладывает эти дела под подушку, чтобы выше была.

— Да. Кофе?

— Если я его выпью, вы со мной поговорите по-человечески, с глазу на глаз, без головоломок?

— Я попробую. Не обещаю излить все свои соображения.

— Я обойдусь без некоторых, — едко сказал он.

— У вас отличный костюм.

Краска смущения появилась на его лице.

— О, господи, чувствительный полицейский, — сказал я и подошел к плите.

— Хорошо пахнет. Как вы его делаете?

Я наливал кофе.

— Французский способ. Грубо помолотый кофе, никаких фильтровальных бумажек.

Я достал сахар из шкафчика и сливки из холодильника. Мы сели.

— Вы шутили о том, что были в больнице?

— Нет. Я попал в историю в Бэй Сити. Меня туда увезли. Частное лечение наркотиками и выпивкой.

— Бэй Сити, а? Вам нравится работа с трудностями, Марло?

— Нет, мне не нравится. Я просто попал в эти трудности. Меня дважды огрели по голове. Второй раз меня бил полицейский или просто человек, заявивший, что он полицейский. Меня били моим собственным пистолетом, меня душил индеец. Меня в бессознательном состоянии бросили в эту наркологическую лечебницу, заперли там, и, возможно, часть времени я пролежал, привязанным к кровати. И я ничего не смогу доказать, кроме того, что у меня действительно неплохая коллекция синяков, а левая рука невообразимо исколота.

Рандэлл уставился на угол стола.

— В Бэй Сити, — задумчиво произнес он.

— Это название звучит, как песня. Песня в грязной ванной.

— И что вы там делали?

— Я туда не ездил. Полицейские привезли меня за городскую черту. Я навещал парня в Стиллвуд Хайтс. А это Лос-Анджелес.

— Человек по имени Джул Амтор, — медленно сказал он. — А зачем вы стянули его сигареты?

Я посмотрел в чашку. Проклятая девчонка!

— Мне показалось забавным, что у Мэрриота еще одна коробочка с сигаретами. С марихуаной. Кажется, их делают в Бэй Сити.

Он пододвинул свою пустую чашку ко мне, и я наполнил ее. Его глаза сантиметр за сантиметром осматривали мое лицо, как Шерлок Холмс осматривал след через увеличительное стекло.

— Вам следовало бы сказать мне об этом, — печально произнес он, потянув немного кофе. Затем он вытер платком губы. — Но не вы утащили сигареты. Девушка мне все рассказала.

— А, черт, — сказал я. — Парням в этой стране делать больше нечего. Везде и всегда женщины.

— Вы ей нравитесь, — сказал Рандэлл, как вежливый сотрудник ФБР из кинофильма, немного грустно, но глубоко по-человечески. — Ей нет никакого дела до всех этих вещей, но вы ей нравитесь.

— Она хорошая девушка. Но не в моем вкусе.

— Вам не нравятся хорошие? — он закурил новую сигарету и отмахнул от себя дым.

— Мне нужны гладкие, блестящие девочки, крутые и напичканные грехом.

— Они вас обчистят, — безразлично заметил Рандэлл.

— Конечно. Меня всю жизнь только и обчищают. Ну, а как наша беседа?

Он улыбнулся в первый раз с утра. Возможно, в течение дня он позволял себе четыре улыбки.

— Я от вас многого не добьюсь, — сказал он.