Евгений Сухов - Камера абсурда

– Так вы, значит, ведете расследование смерти Марка Лисянского, – скорее констатировала, нежели спросила Светлана Аркадьевна.

– Журналистское расследование, – деликатно уточнил я.

– А что вас заставило вести такое расследование?

– Мы не верим, что господина продюсера Лисянского мог убить режиссер Пиктиримов, но он, однако, числится у полиции главным подозреваемым. Вот мы и пришли к вам, чтобы задать несколько простых вопросов, которые, возможно, помогут отвести от Пиктиримова подозрения в убийстве его друга и вашего бывшего мужа.

– Я тоже не верю, что это Альберт Андреевич убил Лисянского (Светлана Аркадьевна называла бывшего мужа Лисянский, и никак иначе), – сказала хозяйка дома, как если бы речь шла о совершенно постороннем человеке. – Скорее всего, эта забытая всеми актриска велела убить или даже сама пришила Лисянского, – добавила бывшая супруга продюсера, причем с таким количеством яда, что у меня по спине толпой пробежали незадачливые мурашки, а Ирина даже дернулась. Что ж, обиду Светланы Аркадьевны понять было можно, ведь ее муж ушел даже не к той, что лучше и моложе, а к другой, что постарше и похуже. По крайней мере, так или примерно так думала бывшая гражданская супруга продюсера. И когда мужчины уходят от молодых и красивых к пожилым и страшненьким (это я, конечно, утрирую, поскольку к Алениной это ни в коей мере не относилось), то для покинутых это такой ощутимый удар, который никогда не забывается. И никогда, заметьте, не прощается…

– А почему вы так думаете? – спросил я, когда толпа мурашек скрылась в неизвестном мне направлении.

– Потому что больше некому, – безапелляционно ответила Светлана Аркадьевна.

– А разве у Лисянского не было врагов или недоброжелателей, которые бы желали ему смерти? – спросил я. – Ведь он имел серьезный бизнес, а там, где деньги, особенно не миндальничают.

– Представьте себе, не было, – ответила Светлана Аркадьевна. – Во всяком случае, таких врагов, чтобы могли пойти на убийство, – добавила она сдержаннее. – Лисянский был хитрым, умным и всегда умел договариваться. Он мог бы договориться даже с самим чертом…

– Это вы говорите о теперешнем времени, – рассудительно произнес я, – то есть о годах, которые вы прожили вместе с ним. – Но вряд ли все было так же безоблачно раньше, особенно лет десять-пятнадцать назад. Вы об этом периоде жизни вашего бывшего супруга ничего не знаете? Тогда он мог быть просто акулой, проглатывающей всех подряд. Может, он вам что-либо рассказывал?

– Лисянский не любил предаваться воспоминаниям, он предпочитал жить сегодняшним днем, – сказала Светлана Аркадьевна. – Хотя нет, постойте… – Она вскинула голову и посмотрела сначала на меня, а потом на Ирину. – Однажды, когда я заметила шрам на его плече и спросила, откуда он, Лисянский шутя ответил, что это «бандитская пуля». Я стала допытываться у него, просила его рассказать, и он нехотя ответил мне, что это и вправду бандитская пуля – в него стреляли восемь лет назад. И если бы не его пистолет, то, возможно, он бы сейчас не сидел со мной и не разговаривал бы, а давно уже лежал бы в земле.

– У него был пистолет? – спросил я, мельком глянув на Ирину.

– Получается, что в то время, когда в него стреляли, был, – ответила Светлана Аркадьевна. – Но я этого пистолета никогда не видела…

– Ясно, – констатировал я. – Но давайте вернемся к вашему предположению, что Аленина могла убить Лисянского… Понимаете, каждое убийство и любое другое преступление, если оно не совершено каким-нибудь маньяком, имеет конкретный мотив. Да и у маньяка тоже всегда имеется какой-то свой мотив, вполне понятный ему самому, – поправился я, – только вот нормальным людям отыскать его трудно. Но какой мотив мог иметься у Алениной?

– Она выжала из него все, что могла. И Лисянский стал ей больше не нужен, – заявила Светлана Аркадьевна.

– Весьма сомнительное предположение, – произнес я задумчиво. – Без Лисянского, если посадят режиссера Пиктиримова, может не быть фильма, который бы позволил Алениной вернуться в мир кино, да и дом, где она сейчас проживает с дочерью на птичьих правах, ей не принадлежит. Объявится вот у Лисянского родственник, и их с дочерью Машей просто выбросят на улицу.

Светлана Аркадьевна криво усмехнулась и посмотрела на меня, как воспитательница детского сада смотрит на провинившегося ребенка.

– Вы так думаете? – с большой долей сарказма спросила она.

– Да, – ответил я.

– Напрасно, – заявила она. – Эта актриска вместе со своей дочерью, которая тоже еще та штучка, прописаны в том доме. Лисянский прописал их там сразу же, как только купил эту усадьбу. Так что насчет «птичьих прав» это вы напрасно. А потом, насколько мне известно, у Лисянского нет ближайших родственников. Конечно, на такую недвижимость, что от него осталась, наследники найдутся быстро, но надо будет еще доказать прямое с ним родство и так далее, и тому подобное. Потом Лисянский и эта актриска проживают вместе уже более полугода, то есть вместе ведут хозяйство, а это, как вы знаете, учитывается судом. И этим родственникам Лисянского, если они найдутся, придется с ней судиться. И не факт, что они выиграют этот процесс. И даже если найдется прямой наследник со всеми законными бумагами, сковырнуть актриску с насиженного ею места будет весьма сложно. Ведь она с дочерью в этом доме, как я уже сказала, прописаны, значит, проживают на вполне законных основаниях. И иного жилья у них не имеется. Придется наследнику Лисянского откупаться от таких постояльцев. А это как минимум парочка миллионов евро, которые имеются не у каждого. И даже если наследник найдет деньги, еще не факт, что актриска их с радостью примет и освободит дом.

Мы с Ириной переглянулись. Насчет прописки в доме Лисянского Наталья Валерьевна нам ничего не говорила. А такого рода умолчание сродни откровенной лжи…

– Я вижу, это новость для вас? – поняла наши переглядки с Ириной Светлана Аркадьевна.

– Вы правы, – ответил я. – То, что вы нам сейчас сказали, для нас новость.

– Да вы никогда и не узнаете от этой актриски всей правды, – заверила нас Светлана Аркадьевна. – Верить ее словам – все равно что отдать деньги и драгоценности на сохранение базарной цыганке. И дочка у нее выросла такая же… Вся в мать!

Светлана Аркадьевна уже второй раз неприязненно упомянула про дочь Алениной, и я все больше сожалел о том, что нам не удалось поговорить с Машей.

Почему бывшая жена продюсера Лисянского так нелестно отзывается о ней? Почему Маша не вышла к нам, когда мы посещали ее мать, и вместо этого предпочла запереться в душе? Ведь она не могла не слышать, что к матери пришли гости? Допустим, с нами все понятно: она не хотела никого видеть. А вдруг это были не мы, а Ярошевич? Она что, и его не хочет видеть?