Валерий Гусев - Вольный стрелок

Князь бережно воткнул амфору острым донышком в песок, сделал благоговейный шаг назад и, сложив руки на груди, восхищенно замер в созерцании.

Очищенная злым Женькиным снадобьем от вековых наслоений, она действительно неплохо смотрелась. Особое очарование амфоре придавала сеть тончайших бороздок, проложенных на ее поверхности каким-то морским червем или моллюском. Они сливались в причудливый природный узор; издали казалось, будто древний сосуд кропотливо собран из многих тысяч кусочков.

Женька отлепилась от кресла, подошла поближе, бесцеремонно заглянула в узкое горлышко, щелкнула языком, стрельнула глазом. Одобрила:

– Хорошая пепельница получилась – аж фуфайка заворачивается. Можно два месяца из нее окурки не вытряхивать.

Мещерский чуть не сел на пол, Вита хмыкнула в ладошку. Анчар убил Женьку взглядом и, пока она бессильно опускалась на пол, постарался исправить впечатление:

– Нет. Неправильно сказала. Какой фуфайка? Этот великий кувшин на женщину похож. Без головы. И без…

– У тебя все на женщину похоже, – вовремя оборвала его Женька. – Даже твоя кепка. Совершенно идиотская.

– Откуда этот кепок? – Из Анчара пар пошел со свистом. – Ты разве не знаешь, кто его на самолете привез?

Я не стал дожидаться результатов разборки и благоразумно укрылся в своей комнате. Тем и ограничилось мое участие в «полезном деле».

Раскладывая свой «пасьянс», я не забывал каждый ровный час взглядывать на глупую пивную банку, заносчиво торчащую на камне, – как же, выше всех забралась. Она, дура, не знала, какую участь ей Серый уготовил.

Но, с другой стороны, я на нее надеялся больше, чем на свет в окошке – очень уж не хотелось принять ночной сигнал. Как говаривал поручик Ржевский: «В темноте? В ледяную воду? Голой ж…? – ни за что!» Ни за какие жалкие мещерские грошики. Тем более что я отдаю их Монаху за почти верную службу. И ведь каким-то образом пришлось бы ему объяснять мое неожиданное появление в монастыре с черного хода (я не хотел, чтобы он узнал до поры о моем открытии)…

Да, что-то я уже начал путаться – кому врать, кому лгать, кому всю правду сказать… А кому и ручку позолотить, позеленить, стало быть. Ладно, Серый, ври подряд – потом разберемся. История нас рассудит. На развалинах бытия.

И вообще – мне все меньше нравился мой мудреный план. Нет, не так – он мне все больше не нравился. А если еще точнее: он все больше меня тревожил. Сети расставлены, замаскированы, рыбку я начал потихоньку в них загонять, осторожно так, чтоб не догадались, чтоб не спугнуть – ищи ее потом в зеленых глубинах. Да вот беда: все это так ненадежно, слишком много звеньев, порвется одно – всей цепи не бывать. И сначала уже не начнешь, поздно будет. Конец наступит…

Впрочем, другого я все равно не придумаю, как ни старайся: Серый – он серый и есть. Ну нет альтернативы (вот словечко нравится, куда хочешь его ткни – везде приживется, везде в строку будет. Как консенсус)…

Вошел Мещерский, с улыбкой на устах, утомленный положительными эмоциями, ласковым обаянием наших красоток, заботами преданного абрека.

Нахально глядя в его голубые глаза, я перевернул с известной долей демонстрации (100%) исписанный лист.

Мещерский не обратил на это внимания – не его заботка. Будет надо – разберутся. Найдется кому.

Он сел в кресло, изящно расслабившись, вытянул ноги. Каждое движение – отработанный веками аристократизм.

– Вы не засиживайтесь, Алекс. Скоро все будет готово. И Женечке без вас скучно.

– Женечке не бывает скучно, – не согласился я. – И наоборот, справедливо – с ней не соскучишься.

Я усмехнулся, он улыбнулся. Вот и вся между нами разница.

– Вы правы. Знаете, в ее присутствии мне становится как-то спокойнее. И все проблемы кажутся такими пустяками…

– Мирмульками, – уточнил я.

– Хорошее словечко, – он засмеялся, как ребенок на новую игрушку. – Его не Женечка придумала?

– Они, ваша светлость, они, как же-с! Они и не то еще могут. – Я включил диктофон на перемотку, бестактно давая понять, что его визит не совсем ко времени. – И насчет проблем – тоже верно. Евгения Семеновна всегда помогут их решить. Правда, тут же создадут новые, более сложные. Впрочем, вы в этом убедитесь, когда пойдете с ней в море.

– Вы все время злой, Алекс. Почему?..

С волками выть, подумал я, но не сказал.

– …Вы вообще кого-нибудь любите?

– Родину, ваша светлость. И своих любимых женщин. Женьку в том числе. – Я немного смутился. Потому что до сих пор не мог взять с ним верного тона – он все больше мне нравился. Но пожалеть его, впустить в свое сердце ядовитую каплю сочувствия, согласиться с тем, что он – «чудный и милый» – был всего лишь роковой жертвой системы, я не мог… Дороги, которые мы выбираем, стало быть. – Надеюсь, вы не против выделить Женьке гостевую каюту на яхте?

– Что вы говорите, Алекс, за честь и радость почту. – Сказано серьезно, если бы стоял, так наверняка ножкой бы шаркнул. – Вита так к ней привязалась. Без ума от Женечки.

Тебе бы – все Вита. Вита задумалась, Вита ждет, Вита сказала, вздохнула…

А мне важно, чтобы Женька была в безопасности (относительной, конечно, другой я обеспечить ей все равно не могу). Не думаю, чтобы яхту на абордаж взяли, ни к чему это, без смысла вовсе; хотя добыча славная, что и говорить. Но ведь тут и другая сторона – мне свой человек на яхте нужен, надежный, как Женька. А такой только один и есть на свете.

– Яхта какое-нибудь вооружение имеет?

Мещерский сделал свое классическое

движение плечами. Понятно.

– Можно купить и установить пулемет, – предложил он, подумав. – Не проблема.

– Проблема, – возразил я. – Времени на это уже нет. Возьмите с собой свой пистолет. На всякий случай. Ракетница на борту есть?

– Да, и две полные кассеты ракет. И противопожарное устройство. Им в крайнем случае можно воспользоваться.

– Пеногон?

Мещерский кивнул. С наивной гордостью.

Мощное оружие, стало быть. Особенно против вертолета или управляемой торпеды.

В дверь забарабанила – похоже каблуками – Евгения Семеновна. Моду взяли – ногами стучать, распустились.

Мещерский встал.

– Не задерживайтесь, Алекс. Дамы ждут.

– Дамы всегда чего-то ждут, – пошло успокоил его я. – Когда будете выходить в море, покажите Женьке точку на акватории, где находится ваш любимый склад крабовых отходов. Как можно точнее.

– Это еще зачем? – Он явно встревожился.

Пойми-ка его. То сам под нос совал, то жадничает.

– Не собираюсь я ваши отходы тралить, не бойтесь. Мне это для другого нужно. – И ответил на его требовательно-вопросительный взгляд: – Знаю, да не скажу.

– Хотел бы я с вами подружиться, Алекс, – искренне вздохнул Мещерский, – но не получится.