Ирина Лобусова - Змей Сварога

Зина принялась осматривать комнату. В платяном шкафу оказались только носильные вещи, и их было не очень много. Там же в коробке из-под обуви, она обнаружила пистолет вальтер, коробку патронов к нему, коробку с ампулами из-под морфия — их было 8 из 10 — и бумажные деньги, около 200 советских рублей, сумма достаточно небольшая. Больше ничего интересного в шкафу не было.

Ясно, что для убийцы не представляли никакой ценности эти криминальные сокровища убитого серпентолога. То, что Гендрик сидел на морфии, Зина подозревала давно. С такой работой — как могло быть иначе? Теперь, когда он был мертв, следы от уколов отчетливо были видны на его руках, представляя собой россыпь черно-фиолетовых точек на желтой восковой коже.

Судя по состоянию трупа и запаху, Гендрик был убит где-то сутки назад. Зина могла сказать с точностью, что он мертв как минимум 24 часа. Максимум — часов 30. Значит, убили его в ночь на утро 23 марта. Возможно, тогда и вывезли змей. Теперь Крестовская понимала, что змей вывозил не Гендрик. Очевидно, что это сделал убийца. Возможно, даже смерть Гендрика была связана с этим.

Размышляя над трупом, Зина вдруг увидела, как что-то блеснуло на полу. Присмотревшись, она поняла, что это то ли серебряная пряжка, то ли пуговица. А может, и мелкая монета.

Не долго думая, Крестовская нагнулась. и в тот же самый момент на ее голову вдруг обрушился мощный удар. Перед глазами заплясали электрические искры, и она погрузилась в сплошную, не пропускающую ни воздуха, ни звуков темноту.

Очнулась Зина от холода. Она лежала на полу в комнате Гендрика, в которой по-прежнему горел яркий свет. Голова и лицо болели мучительно. Но несмотря на это, Крестовская все-таки нашла в себе силы встать.

Трупа на кровати не было. Исчез и матрас. Осталась просто голая кровать с продавленной металлической сеткой. На полу тоже ничего не было.

Сумка Зины валялась рядом. Она открыла ее — ничего не пропало, абсолютно ничего. В ней по-прежнему был и пистолет, и кошелек, и записная книжка — все оказалось на месте.

Машинально Зина достала и открыла пудреницу, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась. Падая, она ударилась о ножку кровати, и теперь на ее лице всеми цветами радуги, прямо под правым глазом, переливался багрово-фиолетовый, вспухший синяк. Вся щека была расцарапана, кровь стекла на подбородок. Кроме того, на затылке Зина нащупала увесистую шишку. Это было место удара. Шишка была мягкой на ощупь, и болела просто невыносимо.

Наручные часики Зины показывали 10 часов вечера. Очевидно, она провела без сознания около 15 часов. В 10 вечера выходить в Шалашный переулок было смертельно опасно, даже с незаряженным пистолетом, и она решила в этом страшном месте дождаться утра.

Кое-как встала на ноги. Из комнаты виднелась еще одна дверь — в туалет, который Зина не успела осмотреть. Там был разбитый унитаз, раковина и шкафчик, в котором она обнаружила аптечку. В ней было все необходимое — перекись водорода, йод, пластырь, бинт, пирамидон.

Крестовская как могла обработала лицо и выпила три таблетки пирамидона. Голову чуть отпустило. Прошла к входной двери, заперла ее изнутри на засов. Обнаружив в шкафу толстое одеяло из верблюжьей шерсти, расстелила его на полу и решила переждать ночь. По всей видимости, ее не планировали убить, кто-то просто хотел забрать тело. А значит, второго нападения не будет. Еще раз рассудив, что находиться здесь безопаснее, чем в одиночку идти по ночному Шалашному переулку, Зина легла на одеяло. Голова снова вспыхнула болью. Не обращая внимания на боль, Крестовская попыталась взять себя в руки и закрыла глаза.

Сначала Зина не поняла, который сейчас час и где она находится, когда грохот, громовой звук разорвал, растревожил уже охватившую ее тишину и наполнил сонную душу леденящим кровь ужасом. Она лежала на одеяле и, укутавшись какой-то тряпкой, тоже найденной в шкафу, уже погрузилась в осклизлое марево сна, вязкого, как тина в камышах, запах которой все не мог выветрится отсюда.

Голова ее болела неимоверно, а лицо жгло огнем. Зине хотелось плакать. Лежа в этой дыре, на грязном одеяле, на полу, она чувствовала неимоверное одиночество, словно была одна во всем мире. А может, так оно и было на самом деле?

Это была ее судьба. Она шла по своему пути, и оставалось принять его полностью. Другого она не хотела. И стоило ей осознать это, как она почувствовала, что даже одиночество уже давит не так страшно.

Постепенно ее сморил сон. Она скользила в каком-то лабиринте, по щиколотку в холодной воде, заблудившись в незнакомом пространстве. Оно ничего не понимала, но знала, что должна идти. И шла, стараясь не смотреть по сторонам.

Зина так и не поняла, куда дошла, когда раздался этот жуткий грохот. Она подскочила, обливаясь ледяным потом, и в первые секунды не смогла понять, где находится и что произошло.

Грохот усилился. Наконец она поняла, что кто-то барабанит кулаком в железную дверь подвала. К счастью, еще до сна Зина сообразила запереть ее на ключ.

— Эй, ты! А ну открывай! Гендрик! Давай выпьем! Шо ты под полом сидишь, как сука конченая? Посмотри, шо я мириться принес!

Наручные часики показывали 3 часа ночи. Вернее, семь минут четвертого. Какой-то пьяный мужик колотит в дверь кулаком. Что делать? Признаваться и впускать или проигнорировать? Зина открыла сумку, достала пистолет. А если это убийца вернулся на место своего преступления? Нет, это было исключено. Но Зина прекрасно помнила, что пистолет не заряжен. Стоило ли ей рисковать?

Она сняла туфли и босиком прокралась в большую комнату, где когда-то находились змеи. К счастью, свет там не горел. Крестовская старалась двигаться как можно бесшумней. Ей было жутко ступать ногами без обуви по полу, где когда-то ползали ядовитые гады. А вдруг где-то осталась хоть одна змея? Поразмыслив, Зина отбросила от себя эту мысль. Если уж забрали всех, вряд ли хоть одну оставили. Змеи — это деньги. Значит, этого можно не бояться.

Тихонько прокравшись к двери, она обнаружила небольшую щелку, сквозь которую можно было посмотреть наружу. За дверью стоял мужичок, потрясая над головой литровой бутылкой водки. Судя по тому, как шатало его из стороны в сторону, он был изрядно пьян.

— Гендрик! Выходи! Я мириться. Давай выпьем! Шо ты забился под половицу, как вошь! Смотри, шо у меня есть!

Очевидно, водка представлялась для него большой роскошью. Вполне возможно, что в переулке возле Привоза все так и было — здесь пили дешевый самогон, который сами и гнали из паленого, некачественного спирта. Оттого и смертность в подобных переулках была просто неимоверной.