Ирина Лобусова - Змей Сварога

— Кончай причитать, как старуха! Тебя только мой внешний вид интересует? — Зина почувствовала подступающее к глазам багровое бешенство.

— Что ты несешь? Позор, какой позор... — Барг все не мог остановиться. — И это женщина... с высшим образованием... Женщина! Просто чудовищно!

— Заткнись! — рявкнула Зина. — Я была на задании! На меня напал убийца, а перед этим он хладнокровно застрелил человека! Меня он ударил по голове. Падая, я разбила лицо! Всю ночь провела в вонючем подвале, трясясь от ужаса, а ты встречаешь меня так?

— На задании? — с каким-то первобытным ужасом повторил Виктор.

От безысходности ситуации Зине хотелось кричать. В отчаянии она швырнула сумку на стол. Замочек открылся, и на стол вывалился... пистолет. Барг отпрянул так, словно увидел змею. С горькой иронией Зине подумалось, что точно так же трусливо прыгали в сторону гости, приходящие к Гендрику, после того, как узнавали, чем занимается хозяин.

Двигаясь как в полусне, Крестовская медленно встала, спокойно пошла к столу, взяла пистолет и спрятала обратно в сумку. Виктор не мог не заметить привычность этого страшного жеста.

— Ты... ты... — только и смог проговорить он.

— Ну да, я сказала тебе правду, — усталым голосом произнесла Зина, — я теперь официально работаю в следственных органах НКВД. Я уже подписала все документы. Это правда. Я давно хотела тебе сказать.

— Почему же не сказала? — Барг не смотрел ей в глаза.

— Собиралась, — пожала Крестовская плечами. — Но я знала, что ты воспримешь это очень плохо.

Я правда не хотела, чтобы ты так узнал. Мне жаль.

Не говоря ни слова, Виктор стал одеваться.

— Что ты делаешь? — Зина ощутила смутную тревогу. — Ты на работу собираешься, да?

Не отвечая, Барг достал из шкафа чемодан и принялся складывать в него свои вещи. Крестовская вдруг почувствовала такую панику, что ей стало больно дышать. Она бросилась к Виктору, схватила его за руки.

— Что ты делаешь? Мы можем поговорить? Витя!..

— Поздно, — Барг с силой оторвал ее руки от своих, — я ухожу.

— Куда?

— Я ухожу от тебя. Насовсем.

И, аккуратно отстранив Зину, снова принялся укладывать свои вещи. Крестовская прекрасно понимала, что все к этому идет, но боль, которую она испытала, была просто невыносимой. Слезы хлынули из ее глаз. И что это были за слезы! Они выжигали ее, как соляная кислота, и Зина чувствовала себя так, словно с нее заживо сдирают кожу. Именно в этот миг она поняла, что ее любовь к Баргу никуда не ушла. Почему же они оба вели себя так... неправильно? Почему же все это именно таким образом?

— Не делай этого! — рыдала она. Ей хотелось кинуться ему в ноги, любым способом остановить. — Не делай этого, ну пожалуйста! Мы все еще можем исправить! Нельзя же вот так разрушить все... Вот так...

— А нечего разрушать, — Виктор методично складывал вещи, не останавливаясь ни на секунду. — Нас больше нет. Все кончено. Мне кажется, ты так уже сказала однажды? Думаю, ты сказала правду.

— Нет! — Зина снова вцепилась ему в руки. — Я люблю тебя! Я очень сильно тебя люблю!

— Ты превратилась в чудовище, — он наконец взглянул на нее. — Я не хочу и не могу жить с такой, как ты.

Краем сознания, словно существующего отдельно от ее тела, Крестовская фиксировала любую странность, любую мелочь. Так вдруг она отметила, что Барг был абсолютно спокоен, словно вообще не испытывал никаких эмоций. И этот разговор, и то, что он уходит от нее, и то, что рушится их совместный мир, не причиняет ему боль. Словно он готовился к этому заранее и давно репетировал эту сцену.

— Но ведь ничего не изменилось, — рыдала в голос Зина, — я — прежняя. Я по-прежнему очень сильно тебя люблю.

— А я, по всей видимости, больше нет, — просто ответил Виктор. — Пора все это закончить. Я не вижу смысла сохранять то, чего не существует.

Прости.

Он с шумом захлопнул крышку чемодана. Затем аккуратно и безжизненно отстранил Зину. Не в силах удержаться на ногах, она рухнула на кровать. Из кармана пиджака Барг достал ключи и положил на стол. Обернулся к ней.

— Пожалуйста, не вздумай меня преследовать, искать, пытаться выяснять отношения. Я всего этого больше не выдержу. В этот раз все между нами закончено окончательно. Избавь меня от твоих пьяных истерик. Я больше никогда не захочу тебя видеть.

— Ты не можешь так поступить, — все повторяла Зина. От ужаса у нее стало даже меньше слез, — не можешь.

— Извини, но оставаться с тобой я не собираюсь. Я больше тебя не люблю. Прощай.

Подхватив чемодан, Виктор направился к выходу. Хлопнула дверь. Зина крикнула так, словно в нее выстрелили. Потом в комнате разлилась тишина. Было слышно, как тикают часы на стене да шелест веток за окном.

Крестовская с трудом забралась на кровать с ногами и натянула на себя теплое одеяло. У нее страшно болела голова, ныло лицо. От пережитого она испытывала какую-то странную тошноту, а все ее тело обмякло, словно из него вынули кости. Ей было мучительно плохо. Но самым страшным оказалось другое.

Ей все казалось, что вот сейчас щелкнет замок двери, руки Виктора обнимут ее, накинут шаль ей на плечи... Руки, согревающие таким родным, самым счастливым на свете теплом... Зина тихонько стонала, как раненый зверь, вгрызаясь зубами в подушку, испытывая чувство такой вселенской опустошенности, словно весь мир за окном превратился в выжженную пустыню, покрытую черным пеплом. Все, что ей оставалось, только закрыть глаза и провалиться в черное, похожее на настоящую смерть, забытье...

Когда она открыла глаза, уже начинало темнеть. Весь день Зина провела в этом странном полусне, больше похожем на потерю сознания. А может, она уже умерла, но только еще не знает об этом?

Из страшного забытья ее вырвал звонок в дверь. Звонили три раза, значит, к ней. Крестовская подскочила на кровати. Виктор! Ну конечно же он вернулся! Она знала, чувствовала, что он не сможет вот так уйти!

Зина заметалась по комнате, включила яркий свет, набросила на плечи теплую шаль. Бросилась по коридору к входу...

— Виктор!.. — распахнула дверь.

На пороге стоял Григорий Бершадов. Он был в штатском. Увидев его, Крестовская вся обмерла и прислонилась к стене, чтобы не упасть.

— Так и будем стоять в коридоре? — сказал он, и Зина поплелась к комнате, испытывая невероятное отчаяние, которое убивает — тогда, когда умирает последняя надежда.

Бершадов тщательно закрыл дверь в ее комнату, повернул Крестовскую лицом к люстре, внимательно осмотрел синяк на лице.

— Завтра принесу мазь, — спокойно сказал. — Говори.

— Гендрик. Тот, кому Егоров продавал змей. Убит, — сухо, по-деловому, начала Зина. — Я своими глазами видела его труп. Меня ударили по голове. Тело выкрали. Змеи исчезли. По следу Егорова идут.