Олег Петрович-Белкин - Настоат

Лежа на холодной, промерзлой брусчатке, открытый всем ветрам Города, я стараюсь унять дрожь израненного, изнуренного тела. С ужасом и надеждой смотрю на деревенеющие руки – они вновь стали обычными, человеческими.

– Значит, и Иненна, и Курфюрст, и Йакиак – каждый из них в итоге воскреснет? Только в разных временных петлях, иных Городах, эпохах и параллельных Вселенных?..

– Город только один, – перебивает меня Ламассу. – Чтобы попасть в другие, нужно для начала вырваться из порочного круга, исправить роковую ошибку. В остальном, если говорить упрощенно – да, вы все правильно поняли!

– А что будет со мной?

Ламассу укоризненно толкает меня носом.

– Ну что вы, Хозяин? Медленно соображаете! Неужели так трудно применить вселенские законы к собственной личности? С вами будет то, что уже было: потеряете память, будете шататься по улицам Города, вас собьет экипаж или машина, попадете в Больницу – и мы встретимся снова. Вечная история, повторяющаяся сотни и тысячи раз!

– В Больнице я увижу Энлилля?

Пес отводит глаза – будто стыдится чего-то.

– Это вряд ли! К сожалению, у нас с ним произойдет небольшая размолвка, придется его напугать, устрашить, заставить плакать. Неприятный эпизод! А конец будет и вовсе неординарен. Простите, Хозяин, но доктора вы более не увидите!

Я зажмуриваю глаза. Энлилль и Ламассу – два существа, которым я доверял безраздельно, пускай и порой брюзжал, сомневался. И одного из них скоро не станет. По крайней мере, в моей жизни.

– Есть ли иные исходы? Откуда ты все это знаешь?

– Как откуда? Я вижу будущее! Точнее, не так – я вижу время, его мягкую, обволакивающую ткань, и не дискретно, как вы, а полностью, целиком, абсолютно. Схватываю интуитивно – одним взглядом, одной мыслью, без мнимого, иллюзорного деления на прошлое, настоящее и будущее. В какой-то степени для меня все время прошлое, ибо что могло – уже совершилось, и я это лицезрею, даже если остальным грядущие перипетии пока неизвестны.

А что касается доктора – Хозяин, я нашепчу окончание его истории вам на ухо. Запомните и потом запишите – как некогда в моем сне, или в воображаемом, выдуманном мире некие апостолы записали Евангелие со слов Спасителя и Вседержителя. Посвятите этому последнюю, двадцатую главу. Договорились?

– Естественно, Ламассу! После увиденного ночью перечить тебе я не решаюсь. Тем паче, памятуя о прискорбной судьбе Йакиака.

Пес добродушно смеется. Подтаскивает ко мне шинель, заботливо укрывает – боится, что я околею.

– Пожалуйста, позволь спросить еще кое-что: если с Энлиллем я никогда больше не встречусь, то хотя бы с Иненной – есть шанс?

– Несомненно. Она присутствует в вашей судьбе много временных петель подряд. Три недели назад она была убита, а это, в свою очередь, стало причиной сегодняшних преступлений. Рекурсия! Если абстрагироваться от эмоций, то получается довольно забавно.

Впрочем, события могут пойти несколько по-иному – фабула и лейтмотив те же, но действующие лица и декорации новые. Тут вопрос вероятности, совпадений. Теория случайных чисел. Кто бы что ни говорил – Бог и Вселенная играют в кости, и очень даже азартно.

В качестве мысленного эксперимента – есть такой вариант: попадете в Больницу, вас посетит новый следователь, Начальник дворцовой стражи Радамес. А дальше дилемма: сумеет он справиться с тщеславием или в конечном итоге уподобится своему злейшему врагу – ненавистному Курфюрсту Дункану Клаваретту. Тот будет давить, чтобы вас обвинили, Начальник стражи – сопротивляться; в общем, все повторится. Включая новую жертву, возлюбленную Радамеса, Аиду.

Как видите, ритуальных, искупительных жертв много: Ноэль, Иненна, Аида – они и есть те самые праведники, что помогают всем остальным – несчастным, падшим, неприкаянным душам, овцам без пастыря – осознать прегрешения и отыскать путь к спасению.

Я гляжу на восток, в светлеющее, предрассветное небо. Скоро придется вставать, ибо машина должна сбить меня еще затемно.

– Так в чем же я виноват? В чем мы все виноваты?

– А вы разве не поняли? Неважно, кто именно вознес меч над Иненной – ибо убили все вместе: вы, Йакиак, Дункан, что не пришел на помощь любимой, Курфюрст, Деменцио; даже Энлилль, давным-давно, на заре времен отказавшийся принять ее в свое царство, не снизошедший до общения с нею! Все вместе вы и убили, а кто был непосредственным орудием в руках смерти – так ли уж важно?

А смерть Курфюрста и Лисаветта? Кто направил Дункана по этой нечестивой дороге? Вы – в первую очередь! Отсюда и кошмары, галлюцинации, мучавшие вас с того самого разговора. Оглянитесь вокруг, посмотрите назад – и осознайте, что каждый поступок, каждая мысль, каждая минута пребывания в Городе неминуемо и неумолимо вели вас к сегодняшней ночи.

Из петли в петлю, из повторения в повторение, из века в век я надеюсь, что уж сейчас-то, на этот раз вы, наконец, все сделаете верно. Если бы! Тщетно! Все по-прежнему: Курфюрст, Лисаветт, Иненна истекают пламенной кровью, Йакиак порван на части; парализованный горем, Дункан рыдает на живописном полу Ландграфского замка, а затем, подавив в себе совесть и внутренний голос, обращается в Зверя и, грозно рыча, отправляется царствовать над миром. И поезд из Макондо все так же бежит к теплому океану.

Нет, вы не меняетесь! В итоге мы здесь. Моя речь – и есть Страшный суд, Dies irae , День гнева для всех героев романа.

Словно в подтверждение слов Ламассу, вдали я слышу гудок паровоза. Как в ту самую ночь последнюю перед выпиской из Больницы. Тогда я еще был Человеком.

– Объясни, друг!.. Растолкуй, что я должен был делать?

Помолчав пару секунд, пес вздыхает.

– По иронии судьбы ваш подвиг заключался не в действии, а в отказе от зла, принятии ситуации. Не совершать ошибок, не идти на компромисс с совестью, не поддаваться страху, тщеславию и соблазну!

Помните пьесу «Укрощение строптивого» – обращение к семи смертным грехам, что вы представили на суд Дункана? Она была хороша, талантлива, фрагментами – гениальна. Однако шутка заключается в том, что ту же самую пьесу Город сыграл с вами! И так искусно, что вы даже не заметили!

Хозяин, это не фильм-нуар, и не Кафка с его «Превращением» или «Процессом»! Наш мир гораздо светлее – беда в том, что вы этого до сих пор не узрели. Город темен не сам по себе, а потому, что каждый из вас – от Курфюрста до последнего Йакиака – таким его себе представляет. Он – отражение вас: нет никакого проклятия, нет первородного греха – лишь ваша свободная воля.

Вот, например, Йозеф К. (раз уж заговорили о Кафке!) – как бы он ни метался, что бы ни делал, его участь предрешена – наказание Дамокловым мечом висит у изголовья. Выхода нет. Обреченность. Иное дело – вы! Ваш «процесс» с самого начала шел к благополучному завершению. Порой бездействие и есть лучшее действие: не сотвори вы ошибок, все остались бы живы – Курфюрст ушел бы от власти, Дункан стал бы преемником – и не чудовищем, как сейчас, а милостивым Государем. Уже сегодня над нами сияло бы яркое солнце!