Олег Петрович-Белкин - Настоат

Как? Очень просто! Я уподоблюсь Сыну, возьму чужие грехи на себя, уничтожу доброе имя Великого Архитектора ради своих ближних. Растопчу репутацию доктора, дабы спасти Настоата. «Смертью смерть поправ» – это того стоит! Главное – успеть до тех пор, пока еще в сознании, здравом уме. И пока Ламассу не учуял, что что-то неладно.

Бумагу, перо – быстро! Бегу в каморку, дрожащими руками при свете малахитового абажура рыскаю по ящикам, столу, этажеркам. Нахожу старый, пожелтевший пергамент. В темном углу валяется перепачканное гусиное перо – пока достаю его, весь покрываюсь пылью и паутиной. Обо что-то порезался – оно к лучшему: свежих чернил нет, а те, что отыскал, давным-давно пересохли. Буду писать кровью – словно договор с дьяволом. Забавно!

Запыхавшись, перемазавшись кровью и краской, весь в занозах, грязи, облупленной штукатурке, выбегаю обратно на свет, в залу. Прямо на полу, макая перо в порезы и раны, пишу лжепризнание. Мол, так и так, был в помутнении, всех обстоятельств дела не помню, но точно уверен в собственной вине и преступном, корыстном умысле. Именно я – и только я! – причина сотворенного зла, его корень и первоначало. Точка!

И пусть все нюансы произошедших убийств мне неизвестны, я сошлюсь на состояние аффекта и слабую старческую память. Следствие не будет копать глубже – ему нужен козел отпущения, Азазель, и я с радостью им стану. Только бы не переусердствовать – аффект не должен стать смягчающим обстоятельством! Во имя спасения Настоата и остальных я должен понести наказание по всей тяжести закона. Виселица, расстрел, распятие – и никаких помилований, никакой презумпции невиновности. Только смерть! Иначе Ламассу найдет способ восстановить петлю времени.

Готово! Признание написано. Теперь – завершающий эпизод.

– Санитары! – кричу я что есть мочи. Голос срывается, застревает в гортани. Больница содрогается от неожиданности – да уж, нечасто увидишь доктора в таком состоянии. – Санитары, скорее! Асклепий, Гален, Парацельс, кто-нибудь!

Спустя пару мгновений прибегают все трое. Расторопные! Не сомневаюсь, их ждет великое будущее в медицине.

– Друзья! – тщетно пытаясь отдышаться, шепчу я. – Пожалуйста… Снимите много копий и отнесите это письмо в Великое следствие, Ландграфский дворец, Городской приорат и базилику. Расклейте повсюду – на стенах, в трактирах, на Форуме и Агоре – пусть каждый гражданин знает, что я – первейший преступник, душегуб и убийца.

Мои подопечные теряют дар речи. Смотрят на меня, не в силах пошевелиться. У одного из них даже подкашиваются ноги – того и гляди упадет. В последний момент успеваю его подхватить.

– Асклепий, очнись! Ты же бог медицины! Нельзя быть таким впечатлительным. Держи психосоматику под контролем!

С грехом пополам привожу его в чувство. Однако для надежности требуется еще и устное признание – сейчас оно более чем уместно. Три свидетеля! Поэтому извини, Асклепий, но тебе придется услышать о своем учителе, обожаемом докторе Энлилле, еще более чудовищные вещи. Прости! Но я знаю, ты переживешь это и в будущем займешь мое место. Станешь главою Больницы.

Мне подают воду. Отвожу ее рукой и тихо, с расстановкой, но внятно произношу:

– Э то я убил Иненну Эштари и друга ее Йакиака топором и ограбил.

В звенящей тишине утра повторяю свои показания.

Молча, задумавшись, стою у окна. Парацельс, Асклепий и Гален убежали разносить письма. Скоро мое чистосердечное признание станет достоянием гласности.

Все, что я мог, я сделал. Остается только ждать. Следующий ход – за Городом и Ламассу. Надеюсь, я смешал им карты и теперь сумею победить в этом безумном, невероятном метафизическом поединке.

Сердце неистово бьется – того и гляди выскочит из груди. Тахикардия, инфаркт, аритмия. Недолго мне осталось! Впрочем, я надеюсь на казнь, а не на спокойную смерть в теплой кровати.

В глазах темнеет. Сам себе ставлю диагноз – высокое давление, тромбы, нарушение дыхания, слабый приток крови к головному мозгу, как следствие – спутанность сознания. Но как Архитектор я знаю, что это неправда. На самом деле ко мне незримо подкрадывается вечность. Ламассу где-то рядом – я ощущаю его присутствие кожей. Озноб, испарина по всему телу.

Тот самый миг, Читатель! Страшный, неведомый, черный… Понимаешь, о чем я говорю?

«Пройдет много дней, и доктор Энлилль, стоя у окна в ожидании казни, припомнит тот далекий вечер, когда один из его пациентов прошел всю Больницу, чтобы оказаться у него на приеме. Слыша за спиной шаги приближающегося нечто, ощущая холодное дыхание ста лет одиночества, доктор пожалеет обо всем, что случилось до и случится еще после».

Помнишь?

Да, все именно так – я жалею! Жалею, что не смог вразумить Настоата, не навел его на лучезарный путь света, не оказался вместе с ним, Иненной и Йакиаком у моста Двенадцати Пороков, не сумел предотвратить злодеяние. И о будущем я тоже жалею – о Больнице, которая будет покрыта позором, лишь только Город с ужасом осознает, что доктор Энлилль, бывший Архитектор, собственноручно убил несколько человек… О санитарах и других праведниках, что, засучив рукава, будут восстанавливать репутацию госпиталя веками. О канарейках, фламинго, колибри, что живут в нашем саду. Обо всех животных и птицах. Кто теперь за ними присмотрит? Попрошу старика сторожа, Франциска из предместья Ассизи, их потчевать, обучать, а иногда – развлекать светской беседой. Животным нужна ласка и доброе слово – без них они ожесточатся, а то и совсем околеют…

Лишь об одном я не жалею – о том, что совершил только что. О лжепризнании. Думаю, именно в нем и заключалось мое предназначение. В кои-то веки я сделал правильный выбор. А значит – все хорошо. Будь что будет!

Кажется, начинается… Позади я слышу шаги. Нечто явилось по мою душу.

Кто это – Ламассу? Разъяренные, обескураженные жители Города, вознамерившиеся вершить надо мной суд Линча? Солдаты, Следственная гвардия, преторианцы? А может, сам Дункан решил триумфально закрыть набившее оскомину дело и попутно отомстить за Иненну? Да, с недавних пор врагов у меня поприбавилось!

Шаги стихают. Нечто стоит и смотрит мне в спину – то ли издевается, то ли ждет, пока я подниму руки и сдамся.

Вдруг слышу страшные два слова – и они подобны для меня звуку лезвия у гильотины. Хлопку выстрела, направленного в самое сердце.

– Везут пациента.

Нет, это невозможно… Как? Не должно быть более никаких пациентов! Закрываю глаза. Проиграл… И не сражение, а войну. Остается только капитулировать. Ламассу меня перехитрил – от моего лжесвидетельства ничего не изменилось… Настоат не вырвался из временно́й петли, он вновь на пути сюда, на операционный стол, в Больницу… Бедствие, катастрофа!