Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Выходит… что так, — я сверился с записной книжкой. — И правда, раз мистер Уилберг умер, стало быть, она последняя из них. — И тут брови мои взлетели. — Интересно, что со стороны Уилбергов в живых остался лишь один: Уолтер Фокс.

Макгрей чуть задрал подбородок.

— И они сидели рядом в суде. Думаешь, что-то здесь нечисто?

Я задумался, но ответить уже не успел, потому что мы услышали ритмичный звук — скрип металла, доносившийся из коридора.

Мы повернули головы как раз в тот момент, когда в комнату въехал Харви Шоу, передвигавшийся в кресле-коляске.

— Добрый день, инспекторы, — произнес он очень тонким голосом и протянул для приветствия руку. Ему единственному в семье не достались темные кудри. Волосы у него были пепельного оттенка, а довольно пухлые щеки и бесцветная кожа говорили о том, что он редко выбирался из дома. — Полагаю, вы пришли справиться о смерти моего брата.

— Все верно, — сказал я. — Соболезнуем вашей утрате.

— Спасибо, — ответил он, глядя на портрет покойного брата. — Боюсь, я до сих пор ее не осознал. Я по-прежнему каждое утро удивляюсь, когда вижу, что место брата за столом пустует.

— Вы были близки? — спросил я, но Харви не сумел поднять глаз и ответил мне лишь кивком.

— Боюсь, что нам нужно поговорить и с вашей матерью, — добавил Макгрей.

Харви нервно потер руки.

— Моя мать прикована к постели с тех самых пор, как до нас дошла новость. Но я могу ответить на любые ваши вопросы.

— Прости, приятель, — сказал Макгрей, — но нам важно допросить каждого лично.

Харви молча на нас смотрел, словно на миг забыл, что мы здесь. Затем вздрогнул.

— О, пожалуйста, присядьте. Могу я вам что-нибудь предложить? Чаю?

— Нет, спасибо, — сказал я.

Мы с Макгреем сели, а Харви расположился лицом к нам. Старая коляска скрипела не только, когда он переезжал с места на место, но при любом его жесте или движении, даже незначительном. Вскоре эти звуки начали меня раздражать, но парень, похоже, их не замечал.

После пары вводных вопросов я перешел к делу.

— Что вы знали о том сеансе?

И снова он потер ладони друг о друга, и в течение всей нашей беседы продолжал беспокойно перебирать руками.

— Совсем ничего, сэр. Я даже не знал, что он должен был состояться.

Макгрей подался вперед.

— Вы уверены?

— Да, сэр. Мы узнали о нем только в сам день сеанса, когда камердинер полковника приехал за моим братом. Я так понимаю, что все это организовала моя кузина, но я нечасто общался с Уилбергами. Леонора навещала нас крайне редко, но всегда заводила речь об очень странных вещах: духах, талисманах, душах в чистилище и, в частности, о спиритических сеансах. Должен признаться, я ее недолюбливал. Она меня пугала, и я старался избегать ее, когда это было возможно. Она больше общалась с Бертом и мамой.

— Когда она была здесь в последний раз? — спросил я.

— Несколько месяцев назад. Кажется, в январе или феврале. Я помню, что тогда шел снег.

— А что насчет покойного Питера Уилберга? — спросил Макгрей. — Или того типа, Уолтера Фокса? Когда вы в последний раз с ними виделись?

— О, несколько лет назад. — Харви стал загибать свои беспокойные пальцы. — Пять — нет, шесть лет назад. Они приезжали на крещение ребенка кузины Марты, маленькой Элис. Но мы тогда даже не поговорили, они с Леонорой рано уехали.

— Почему?

— Кажется, их туда не приглашали. Полковник терпеть их не мог.

— Это мы знаем, — сказал я. — А вам известна причина тому?

— Нет, сэр. Думаю, это было как-то связано с их делами многолетней давности, но родные со мной такие вещи не обсуждают.

— Предполагаю, что о цели сеанса вы тоже не знали.

— Увы, сэр. Нет. Как я вам уже сказал, тот камердинер приехал с вопросом, сможет ли Берт им помочь. Кузина Марта прислала записку, в которой умоляла его об этом. Она писала, что полковник очень рассердится, если он откажется. Она боялась, что он…

Харви закусил губу.

— Мы слышали о вспыльчивости полковника, — мрачно произнес я.

— Бедная моя кузина, — пробормотал Харви. — Все мы знали, как дурно полковник с ней обращается, хотя сама она никогда об этом не говорила. Тетя Гертруда так себе и не простила, что настояла на их женитьбе.

— Она сама нам об этом сказала, — подтвердил я. — Вам известно, почему она так поступила?

Харви сильно потер руки и взглянул в сторону выхода, видимо, чтобы убедиться, что никто не услышит его ответ.

— Я убежден, что полковник помог моему деду с какой-то сделкой. Никто мне об этом, разумеется, не говорил, но, полагаю, тетя Гертруда хотела, чтобы деньги остались в семье.

— Вам известно, что это была за сделка? — спросил я.

— Нет, сэр. Я был совсем ребенком, когда они поженились. Кузине самой тогда не было и двадцати.

Я все записывал, чувствуя, что картина постепенно принимает очертания.

— Есть у вас идеи, кто мог бы желать им вреда?

Усердно думая, Харви разглядывал одеяло, которым были прикрыты его ноги.

— Что ж… Я знаю, что у мистера Уилберга репутация была дурная. У него было столько долгов за выпивку и карты по всему городу, что никто больше не продавал ему спиртное. Ходили слухи, что он даже нанимал бандитов, чтобы те притворялись «слугами» его вымышленных покровителей. А полковник и сам был очень страшным человеком… но все его вроде как боготворили, словно он был каким-то мессианским героем войны. Что скорее основывалось на его росте и приятной внешности, чем на чем-то еще.

В словах его явственно звучала горечь.

— Но опять-таки, — продолжил Харви, сделав глубокий вздох, — Марта, мой дедушка… — он сглотнул. — И Берт… Не могу представить никого, кто хотел бы навредить всем им сразу. Бессмыслица какая-то.

— Бертран был хорошим братом? — спросил я его.

— О да. Над его робостью все посмеивались, но он успешно заправлял этим домом.

— Правда?

— Да. У матери всегда было слабое здоровье, которое только ухудшилось после смерти отца. А от меня с моим параличом толку мало. Берт много лет заботился о нас обоих.

Вид у Макгрея был абсолютно сокрушенный, и это чувство начало закрадываться и ко мне. Он погладил свою щетину и внимательно посмотрел на Харви.

— Вы читали газеты?

— Читал, сэр. Как вы понимаете, на улице я бываю нечасто.

— Значит, вам известно, какие слухи окружают эти смерти.

От этих слов Харви стало заметно не по себе. Он все тер руки друг о друга и молчал.

Макгрей снова заговорил:

— Мадам Катерина, ясновидящая, считает, что бабушка Элис за что-то держала на них злобу.

Харви очень напрягся. Он раскрыл рот и уже собирался заговорить, как внезапно из коридора раздался крик:

— И вы в это верите?

Мы увидели очень худую пожилую женщину в ночной рубашке. Ее костистое лицо испещряли глубокие морщины, а волосы, некогда золотистые, а теперь почти полностью седые, были собраны в длинную косу.