Оскар Мюриэл - Темные искусства

Словно знала, что именно это и произойдет.

На следующий день эта история занимала первые полосы всех утренних газет, а также некоторых вечерних. Я отказался их читать и увидел этот огромный заголовок, когда отец развернул «Скотсмена» за завтраком, покачивая головой и все еще сокрушаясь о том, что ему следовало сказать в суде.

Вскоре за этим огласили и дату казни, и, как только мы с Макгреем ее узнали, то решили съездить к Катерине и лично сообщить ей новость.

Она стала первой женщиной за много лет, приговоренной к казни, поэтому к ней отнеслись с некоторым снисхождением. Ее перевели в камеру попросторнее, с зарешеченным окном, которое выходило на неровные склоны Трона Артура [18] Гора вулканического происхождения высотой в 251 метр, расположенная в Эдинбурге. По одной из версий, ее название связано с тем, что именно здесь некогда стоял замок Камелот, в котором король Артур собирал своих рыцарей за Круглым столом. , все еще укрытые пышным розовым вереском. Чуть дальше виднелись величественные очертания Замковой скалы: подножие холма было окутано утренней дымкой, и здания на нем будто парили в облаках. Такие роскошные виды не открывались даже из самых дорогих гостиниц на Парк-Лейн в Лондоне.

Катерине также позволили принимать посетителей, и, когда мы прибыли, Мэри уже укладывала ей волосы. Девушка улыбалась, вплетая белые ленты цыганке в косы, но губы ее дрожали, а глаза блестели, словно она была готова расплакаться.

Здесь царила такая безмятежность, что я почти позавидовал Катерине, которая сидела на краю кровати и изучала работу Мэри, глядясь в зеркальце. Увидев, что мы пришли, она даже улыбнулась.

— Какая она умница, правда же? Вот бы я раньше об этом знала!

Мэри больше не могла сдерживаться. Она скуксилась, закрыла рот рукой и, осев на койку, горько расплакалась.

Катерина приобняла ее.

— Хватит, хватит, деточка. Мы с тобой уже об этом говорили.

Вид осужденной на смерть женщины, столь нежно утешающей посетительницу, потрясал до глубины души.

Макгрей кашлянул.

— У нас… у нас есть новость.

Катерина кивнула и шепнула Мэри на ухо:

— Принесешь мне чаю, дорогая? Он бы мне очень помог.

Мэри утерла слезы — веснушки ее горели пуще прежнего — и, громко хлюпнув носом, встала.

— Да, конечно. Как вернусь, закончу с прической.

— Попроси Малкольма, стражника с длинным шрамом. Он хороший парень.

Проходя мимо нас, Мэри попыталась улыбнуться. Макгрей ласково погладил ее по плечу. Он и сам выглядел ненамного лучше, так что я принял удар на себя.

— Вам… назначили дату.

Вопреки стараниям Катерина не сдержалась и все же ахнула. Она вздернула подбородок и вперила в меня взгляд.

— Говори же.

Я сглотнул. Такие новости не часто сообщаешь.

— Закон требует, чтобы со дня приговора прошло три воскресенья, так что…

Ее зеленые глаза так сверлили мои, что я не смог договорить. Но она опустила взгляд и начала загибать пальцы, и лишь тогда я сумел произнести:

— Двадцать первого октября в восемь часов утра.

На миг повисла тишина — Катерина все еще считала. Я хотел было повторить дату, потому что она, видимо, меня не расслышала, но тут она подняла лицо. К нашему изумлению, на нем было написано довольство.

— Я уйду при убывающей Луне, — сказала она, с грустью глядя в окно. — Прекрасный момент, чтобы покинуть этот мир и обрести покой.

Некоторое время Катерина молчала, словно позабыв, что мы все еще здесь. Когда она перевела взгляд на нас, то уже умиротворенно улыбалась, как матери улыбаются детям, когда те строят крепости из палок от швабр и простыней.

— Я не хочу, чтобы вы себя винили, — сказала она. — Я предвидела, что так случится.

Макгрей чуть отступил назад.

— Вам, наверное, показалось, — бросил он, как всегда, упорствуя. — Вы сами сказали, что с оком у вас что-то не то.

Катерина глубоко вздохнула.

— Впервые я это увидела, когда вы везли меня из шерифского суда. Помните?

Я помнил. Ее лицо тогда окоченело, зеленые глаза не мигая смотрели на очертания Кэлтон-хилл, пока экипаж вез нас через мост. « Я видела свою смерть », — в тот раз прошептала она.

— Мне просто не понравилось то, что я увидела, — продолжила Катерина. Так же как и во время видения, она провела пальцем по линии воображаемой удавки. — У меня было время с этим свыкнуться. Все в порядке. Все это часть куда большей…

— Эу, перестаньте сейчас же! Я не стану сидеть сложа руки и не дам вам отправиться на виселицу. Даже если бы вы и в самом деле были виновны! — Макгрей сел рядом с ней, упрямство снова блеснуло в его глазах.

Катерина кивнула и взяла его за руку.

— Я знаю, что не дашь. Ты будешь со мной до самого конца. Это я тоже видела.

Макгрей сглотнул. Глаза его наполнились слезами, которые он часто смаргивал.

— Все хорошо, мой мальчик, — уверила Катерина, стиснув его ладонь. — Я смирилась. Я навожу порядок в делах. Джонни продаст салон для гадания, и денег будет достаточно, чтобы моему сыну хватало на учебу, пока он не вырастет. — Она подмигнула мне, слегка улыбнувшись. — Я хорошо считаю. Всегда хорошо считала. Я обсчитывала клиентов целых двадцать лет!

Я кивнул, непроизвольно улыбнувшись ей в ответ. Втайне я желал, чтобы мне достало хоть половины ее самообладания, и я сумел принять неизбежное, когда настанет мой час.

Макгрей же проявлял все, что угодно, кроме смирения. Он хотел немедленно подать апелляцию, но отец его отговорил — апелляцию, не подкрепленную новыми доказательствами, скорее всего отклонят. Отец посоветовал нам продолжать расследование еще две недели и подать апелляцию только в том случае, если по истечении этого времени мы так ничего и не найдем.

В следующие несколько дней от Девятипалого не было ни слуха ни духа. Он забрал все документы домой и работал у себя. Джоан, которая частенько забегала ко мне с жарким и пирогами, сообщала, что Макгрей все время проводит, запершись в своей библиотеке: читает, пьет и что-то бормочет себе под нос, а компанию ему в этом составляют только псы.

Я мог бы к нему зайти, но компаньон из меня был так себе. Настроение у меня было не лучше, и, когда напряжение из-за суда отступило, на меня вновь нахлынули кошмары, тягостные воспоминания и непредсказуемые наплывы тревоги.

Присутствие отца, сварливого, как медведь с занозой, не способствовало поднятию духа. Он почти тридцать лет не проигрывал дел (со времен иска против торговца из «Абер-чертов-дина») и бесконечно ныл о том, какие мерзкие слухи расползутся по Лондону: пожилого мистера Фрея, дряхлеющего адвоката, разделали под орех — и не кто иные, как шотландцы! Опять !