Оскар Мюриэл - Темные искусства

Катерина уже почти было улыбнулась ему, но тут отец посмотрел на нее с неимоверным презрением.

— Откуда вообще такой женщине что-то знать о столь уважаемых людях? Неужели она могла что-то иметь против полковника? Против героя войны? Она? Женщина очевидно более низкого положения? Необразованная плебейка-чужестранка!

Катерина скрежетала зубами и сверлила отца таким гневным взглядом, что я испугался, не накладывает ли она на него вечное проклятие.

— О нехватке медицинских доказательств, — продолжил ни о чем не подозревающий отец, — уже было сказано. У нас нет улик, которые могли бы подтвердить вину этой леди или прояснить, что именно убило тех несчастных господ. Следовательно… — продолжил он, театрально загибая пальцы, — нет ни мотива, ни способа, ни орудия убийства.

Норвел выразительно зевнул, несмотря на то что присяжные слушали с явным интересом, и отец уловил намек.

— В заключение хочу сказать, что эта жалкая оборванка — всего лишь жертва предрассудков против ее экзотической наружности, неблагопристойного рода деятельности, ужасного прононса и низкого происхождения. Я просто поражен, что сей орган правопорядка так долго держит ее под стражей, не имея убедительных доказательств ее вины.

Данное утверждение оскорбило не только Катерину.

— Вы закончили издеваться над законом Шотландии, мистер Фрей? — поинтересовался Норвел.

Отец развернулся к публике с невероятно важным видом — они с моим старшим братом обожали такое проделывать — и эффектно подвел итог:

— Я закончил излагать истину и факты. Благодарю, Ваша честь.

И после этого сел на место.

— У прокурора есть вопросы к обвиняемой? — спросил Норвел с заметным нетерпением в голосе.

Пратт неторопливо поднялся, но на лице его был написан чистый восторг. Казалось бы, что только этого момента он и дожидался, а теперь оттягивал его, как только мог.

— Есть, Ваша честь, и я рад, что защитник во время допроса поднял тему связей мисс Драгня с погибшими.

Я ощутил, как внутри меня растет тревога. И заметил, что отец заерзал на своем месте.

Пратт взял тонкую папку и воздел ее, словно трофей.

— У меня здесь две новые улики, которые не сумел найти изрядно занятой инспектор Макгрей, — он взглянул на нас с усмешкой. — Должен отметить, что все свое расследование он вел с явной предвзятостью в пользу этой… женщины, и мои находки, добыть которые оказалось не так уж трудно, это продемонстрируют.

— Что за чертовщина?… — прошептал Макгрей.

Пратт это услышал, и улыбка его расползлась еще шире. Он обратился к Катерине:

— Мадам, продажа разбавленного эля — ваш основной источник доходов, не так ли?

Она побагровела от злости.

— Я в жизни не разбавляла свой эль!

— О, разумеется, нет. Наверно, это проделки злых духов. — Он не спеша раскрыл папку. — Вы также выдаете денежные займы, верно? С грабительскими процентами. — Катерина едва заметно кивнула, прежде чем Пратт продолжил атаку. — А еще , насколько я понимаю, вы начисляете проценты на счета ваших клиентов.

— Ничто из этого не запрещено законом, — запинаясь, проговорила она. — В любом пабе так делают, когда клиенты долго не платят.

— Действительно не запрещено, — Пратт рассмеялся, а затем умолк, сделав деморализующе длинную паузу. — Мадам, — наконец произнес он, глядя в папку, — говорит ли вам что-нибудь имя Маккензи?

— Маккензи? — пробормотал Макгрей, нахмурившись пуще прежнего. — Пес Уилберга?

Катерина побледнела как смерть. Ее голос превратился в едва различимый шепот.

— Да.

Пратт довольно улыбнулся.

— Будьте добры, просветите присяжных.

Катерина сглотнула, ее туго стянутая грудь заходила ходуном, а лицо стало еще бледнее.

— Это… один из моих должников.

— Ваш главный должник, насколько мне известно. Полагаю, он задолжал вам около восьми сотен фунтов — и за выпивку, и в виде личных денежных займов. Это так?

— Д-да…

— О господи, — прошептал я, начиная понимать, к чему все это идет.

— Вы встречались с этим человеком? — спросил Пратт.

— Нет. Он присылал слуг за бочонками… Поначалу они исправно платили… но затем его слуги пропали. Самого господина я не видела.

Пратт в жизни так не походил на стервятника, как в тот момент.

— Конечно, не видели! — воскликнул он. — Потому что его не существует.

В зале поднялся шум, успокаивать который пришлось Норвелу, а Пратт насладился каждой секундой этого действа, прежде чем продолжил допрос.

— Некоторые ваши клиенты — из тех, что приходят к вам за элем, — слышали, что вы неоднократно отправляли этому должнику письма с угрозами.

Катерина попыталась ответить, но Пратт, повысив голос, вытянул три листа из папки и взмахнул ими у всех на виду:

— У меня в руках самые свежие из них! Отправлены в дом на Инверлит-Роу, что возле Ботанического сада. Известно ли вам, кто в действительности там живет?

— Боже… — в унисон прошептали мы с Макгреем.

— Вижу, что инспекторам известно, — сказал Пратт. — Это адрес покойной Леоноры Уилберг, которая жила в одном доме со своим дядей и истинным должником — Питером Уилбергом.

Катерина вскочила и заорала:

— Я не знала, что это выдуманное имя !

Некоторые в зале рассмеялись, многие ахнули. Отец закрыл рукой лицо, а Макгрей сжал кулаки.

— Женщина-то вроде вас? — спросил Пратт. — Чья работа заключается в том, чтобы все знать ? Верится с большим трудом.

— Я под присягой. Я вам уже говорила!..

— Ведь было бы очень просто, — перебил ее Пратт, — отправить по этому адресу одного из ваших детин вроде того, что торгует здесь сегодня пирогами, и разузнать, кто там живет. Пасьянс у вас сложился бы куда раньше. Ложь мистера Уилберга была не столь уж хитрой. — Приближаясь к Катерине, он продолжал выстреливать обвинения, а бедная женщина вжималась в сиденье, будто слова его были пулями: — У этой волчицы был очевидный мотив. Она выяснила личность недобросовестного плательщика, поняла, что надежды получить свои деньги у нее нет, и поэтому спланировала быструю месть.

— Я не знала !..

— Все, что ей нужно было сделать, это взять нож , натереть его тем веществом, которое, как ей было заведомо известно, не смог бы определить судебный медик, — и где достать такое вещество, ей тоже, разумеется, известно, — и передать отравленный нож своей жертве, которая сама проделала бы всю работу. Ее обескураживающее равнодушие к жизням остальных посетителей сеанса только подтверждает гнусность ее натуры. Она весьма опасная женщина; исчадие подлых кочевников, которые прибыли в нашу страну и лишь осквернили собой земли Ее Величества. — Он воззрился на Катерину, по щекам которой обильно катились слезы ярости, и прошипел: — Мне больше нечего добавить.