Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Общение с коронером оправдало надежды Штерна и прошло без эксцессов.

Мунин действительно был известен: интернет-поиск по его имени мгновенно выдавал множество статей и фотографий – в том числе сделанных только что в Лондоне. При виде красавицы Евы лысоватый стареющий коронер превратился в павиана и больше глазел на её ноги, чем расспрашивал о событиях последних дней. А вот Одинцову пришлось немного попотеть.

– Сент-Киттс и Невис, – прочитал коронер на обложке паспорта. – Это где?

– Здесь неподалёку. Карибы. По соседству Барбадос, Антигуа… Знаете, наверное, – сказал Одинцов, который успел поинтересоваться своей новой родиной.

– Да-да, – рассеянно кивнул коронер. – Мистер Майкельсон, покойный пригласил вас работать в его Фонде. А в каком качестве?

К этому вопросу Одинцов тоже был готов.

– Я занимаюсь экспертизой оружия. Консультирую. В коллекции мистера Вейнтрауба есть уникальные экземпляры древних мечей.

– Он мог найти местного эксперта. У вас есть разрешение на работу в Штатах?

– Пока нет, – сказал Одинцов. – Но я здесь и не работаю, я в гостях. Загораю, купаюсь, по магазинам езжу…

Коронер посмотрел на него водянистым взглядом.

– Почему покойный пригласил именно вас?

– Я не могу комментировать решения такого великого человека. – Одинцов поджал губы. – Спросите у мадам де Габриак. Мы познакомились на Генеральной ассамблее Интерпола. У международной полиции мой профессиональный уровень вопросов не вызывал.

В маске оскорбленного достоинства Одинцов следовал старому верному принципу: говорить правду везде, где только возможно. Это снижает риск быть уличённым во лжи.

Упоминание Интерпола и Жюстины произвело нужное впечатление на коронера, и он задал последний вопрос, взглядом указывая на повязку:

– Что с вашей рукой, мистер Майкельсон?

– Нырял в заливе и наткнулся на арматуру, – сказал Одинцов. – С экологией происходит что-то ужасное. Нигде нельзя чувствовать себя в безопасности.

Время за разговорами пролетело незаметно. До обеда Одинцову позвонил Сергеич с традиционным вопросом:

– Как дела?

– Отдыхаю, – тоже по традиции ответил Одинцов. – Крепкий здоровый сон, солнечные ванны, водные процедуры…

Сергеич хмыкнул.

– Я смотрю, ты денег не тратишь. По карте ни одного платежа который день.

– Не на что тратить. В отеле всё включено, кормят-поят, море и бассейн под боком, за периметр не хожу… – Одинцов снова не стал обманывать без нужды и пообещал: – Будут тебе расходы. Как обратно соберусь, накуплю подарков. Не переживай.

– Я не переживаю, – сказал Сергеич. – Другие переживают. Спрашивают, куда запропастился. В Ладогу приезжали, ко мне приезжали…

– Ничего. За расставаньем будет встреча.

С этими словами Одинцов попрощался с Сергеичем и отправился обедать. Понятно, что российская полиция его ищет, и давно уже известно, что полетел он в Мексику, а не на Гоа. Надо бы там что-нибудь купить, подумал Одинцов. Заказать через Интернет с доставкой по мексиканскому адресу. И Сергеичу радость – расходы появятся, и любопытным какой-никакой звоночек, что кредитная карта работает в Мексике…

– У меня в комнатах зеркала закрыли, – сказала за обедом Ева.

Оказалось, апартаменты Мунина и Жюстины горничные тоже не обошли вниманием.

– Суеверие, – заявил Одинцов. – Зеркало – это канал в потусторонний мир, и душа умершего может сквозь него попасть раньше времени куда не надо.

Мунин возразил:

– Необязательно. Вообще у любого суеверия есть прагматический смысл, просто в разных культурах он разный. Некоторые считают, что зеркало просто отвлекает людей от скорби. Некоторые опасаются нарушить заповедь…

– Какую? – не поняла Ева.

– В доме покойника принято молиться, – объяснил Мунин. – Если ты случайно прочтёшь молитву перед зеркалом, получится, что ты молишься своему отражению. Грех большой.

Одинцов повернулся к Еве.

– Вот! А ты меня заставляла дома везде зеркала вешать. Слышала, что тебе целый эксперт Фонда Вейнтрауба говорит?! Язычница!

Ева презрительно фыркнула. Жюстина почувствовала оживление за столом и решила использовать момент, чтобы подобраться к продолжению исследований.

– Знаете, когда началась эра язычества? – спросила она. – Когда Зевс овладел Ледой. Идея о том, что человек может вступить в физическую связь с богом, замечательно характеризует представления древних. Обратите внимание: Леда не поднимается до уровня божества, она ведёт себя, как обычная женщина. Позволяет себя соблазнить, отдаётся и рожает. Зато бог перестаёт быть сверхъестественным и неосязаемым. Он переживает вполне земную, человеческую страсть, и…

Одинцов перебил:

– Почему человеческую, если он птица? Ты же про картину говоришь, которую мы в хранилище видели. Леонардо да Винчи, правильно? Древний харассмент. Леду домогается лебедь. Там ещё рядом с ними дети какие-то ползают.

– Какие-то! – Мунин закатил глаза. – Не какие-то, а очень важные. Леда родила от Зевса двух мальчиков и двух девочек. Одна девочка – будущая Елена Прекрасная. Из-за неё началась Троянская война.

– Спасибо. – Жюстина кивнула историку и сказала Одинцову: – «Леда и лебедь» – это не просто картина. Это аллегория воплощения божественного плана истории.

– А если не так сложно? – Одинцов подпёр подбородок здоровой рукой. – Я же в школу ходил, только чтобы от дождя прятаться.

– Старая шутка. Не будь клоуном, – посоветовала Ева.

– Ты про Уильяма Йейтса тоже не слышал? – спросила Жюстина.

– Про Йейтса слышал. Он розенкрейцером был.

– В первую очередь он был поэтом и лауреатом Нобелевской премии, – сказала Ева, и Жюстина продолжила:

– Это Йейтс говорил о возникновении язычества в тот момент, когда Леда отдалась лебедю… Вернее, в тот момент, когда люди стали поклоняться богу, который может вступать в плотские отношения, как обычное земное существо. Такой бог – уже не бог в полноценном смысле. Зато Леда кроме оргазма испытала божественное откровение и смогла предвидеть рождение Елены и судьбу Трои.

Одинцов изогнул бровь.

– Повезло девушке… Оргазм и божественный план… То есть всё было решено заранее? И от людей в Троянской войне ничего не зависело… Кто там был? Одиссей, Ахилл…

– Парис, Менелай, Агамемнон, Гектор, – с готовностью подхватил Мунин. – Нестор, два Аякса, Филоктет…

Одинцов махнул рукой.

– Хватит! Надо в хранилище сходить, рассмотреть картину хорошенько.

– Хранилище закрыто, – сообщила Жюстина и передала троице то, что узнала от Штерна. Сам Штерн появился в столовой под конец её рассказа.

– Мадам де Габриак, – сказал он, – возникла неожиданная проблема. Прошу вас идти со мной.