Иван Погонин - Хищники [сборник]

— Это всё, конечно хорошо. Но вы понимаете, Мечислав Николаевич, что доказательств в отношении организатора всего этого предприятия у нас крайне мало. Кроме Люцерянского удалось кого-нибудь разговорить?

— Молчат, ваше превосходительство.

— Ещё бы им не молчать! Опасаются, что у них отберут участки, и правильно, между прочим опасаются. В общем, вам надо обязательно привести главного злодея к сознанию. Как собираетесь поступать? Ведь с ним ночной спектакль с покушением на убийство повторить не удастся.

— Попробую без спектакля.

Кунцевич постучал в дверь, и, получив разрешение, вошёл. Мировой сидел за столом и что-то быстро писал. Увидев сыщика, судья поднялся и шагнул ему навстречу, протягивая руку:

— Мечислав Николаевич! Рад вас видеть в целости и сохранности! Слыхал, ночью вы в серьёзную переделку попали?

— Да уж, попал! Еле ноги унёс, Илья Максимович.

— Боже мой, боже мой! Когда же это прекратиться? Когда же, наконец, власть соберётся с силами и даст этому сброду решительный бой? Неужели там, наверху не понимают, что все эти поблажки, все эти игры в демократию до добра не доведут?

— Полагаете, демократия у нас невозможна?

— О чём вы, Мечислав Николаевич? Какая демократия? Нашим народом можно управлять только твёрдой рукой, мы ведь не французы какие. А чуть только хватка этой руки ослабевает — пиши пропало. Ну ничего, ничего, недолго им осталось потешаться, скоро власть опомниться и тогда, ух держитесь тогда!

— Я лично придерживаюсь немного другого мнения, но спорить с вами не буду, ибо зашёл не рассуждать о судьбах России, а совсем по другому поводу.

— А почему бы не поспорить вечерком? Приходите часикам к восьми ко мне отужинать, мы и подискутируем. Супруга обещала сегодня сготовить нечто волшебное.

— К сожалению, не смогу-с.

— Заняты?

— Нет, не занят. Я не смогу прийти к вам на ужин потому, что вы не сможете меня принять. Вас не будет дома.

Мировой посмотрел на него удивлённо:

— Меня не будет дома? Но позвольте, исходя из чего вы так решили? Я нынче вечером никуда не собирался…

— Человек предполагает, а бог располагает, Илья Максимович. Боюсь, что вашим планом отужинать в семейном кругу не суждено сбыться. Думаю, что в обществе супруги вы теперь покушаете весьма нескоро.

— Это отчего же, не изволите сказать? — судья вскинул подбородок.

— Скажу, конечно скажу. Давайте присядем, разговор у нас будет долгим.

— Прошу вас, — Брызгалов указал на кресла, стоявшие у стены кабинета.

Кунцевич уселся, немного поёрзал, устраиваясь поудобнее и начал:

— На Кавказе, как вам прекрасно известно, законодательство отличается от общеимперского. Здесь мировой судья и следствие ведёт, и нотариальные действия совершает, и ещё кучу обязанностей исполняет, словом — царь и бог!

— О чём вы! — улыбнулся Брызгалов, — Какой царь, какой бог? Я просто вынужден один выполнять работу, которую где-нибудь в Тульской губернии делает несколько человек. Работаю за пятерых, а жалование получаю одно. Вы находите в таком положении дел какое-то преимущество?

— В таком положении дел я нахожу много возможностей для личного обогащения.

Судья вскочил:

— Послушайте, кто дал вам право так со мной разговаривать?

Кунцевич не двинулся с места:

— Я сейчас всё объясню, Илья Максимович, присядьте пожалуйста.

— Я никому не позволю…

— Я же сказал, что объяснюсь, и надеюсь, что вы меня поймёте. Садитесь, в ногах правды нет.

Однако мировой продолжал стоять.

— Ну не хотите, как хотите. Я уж вставать не буду — устал, ночью набегался, по вашей, между прочим, милости!

— Хватит! Хватит нести околесицу! — закричал Брызгалов.

— Всё, всё, всё, перестаю ходить вокруг да около и перехожу к главному. Итак. После того, как его высочество изволили устроить в здешней местности великосветский курорт, сюда потянулись различные лица, желающие к этому свету приобщиться. Люди богатые, амбициозные, но в массе своей без чинов и титулов. И люди эти за право ежедневно раскланиваться с какой-нибудь светлостью и рассказывать в петербургских салонах о том, что имеют дачу рядом с дворцом принца, были готовы отдать весьма солидные деньги. К тому же природа здесь просто великолепная, прямо-таки зовущая здесь поселиться. А места для этого — предостаточно. Например, урочище «Цихерва». Как вам прекрасно известно, расположено прямо за имением Его Высочества. Ещё в 1901 году там были нарезаны дачные участки. Участки расположены с обеих сторон шоссе: с левой — нагорные, с правой, на прибрежной полосе, — более ровные и, в силу этого, более дорогие. Вся их площадь покрыта богатой растительностью и при небольшой затрате труда каждый участок может быть превращён в парк в сравнительно короткое время. Казна решила продавать эти земли. В третьем году, когда судьба затеи принца ещё не была окончательно ясна, они шли максимум по сто рублей за десятину, причём шли довольно туго. Но потом ушлые люди пронюхали истинную цену здешней земли и сейчас десятина здесь стоит десять тысяч.

— Господи! Ну что вы несёте! Какие десять тысяч? Я же лично удостоверяю купчие, и прекрасно осведомлён о ценах.

— Вот! Теперь то мы и подошли к главному. Дело в том, что и казна не была уверена в судьбе курорта, поэтому высочайше утверждёнными «Условиями продажи земельных участков в Гагринской Даче» было предусмотрено два способа отчуждения — по добровольному соглашению, то есть, попросту говоря, на основании договора, или с публичных торгов. Продажи начались первым способом — желающих покупать землю было мало и ни о каких торгах не могло быть и речи. Цены участков стала расти, а способ их продажи не изменился! Они до сих пор уходят по запродажным записям и задаточным распискам! Почему так получается, вы не знаете?

Мировой поднял глаза вверх и помотал головой:

— Боже мой! Я же уже вам сказал — земля здесь стоит гораздо меньше, чем названная вами цифра, покупателей на неё мало, тем более в нынешнее время и смысл устраивать аукцион отсутствует.

— Чудесное объяснение. Это же самое вы говорили Шереметевскому, если он, человек, абсолютно далёкий от коммерции, вообще интересовался ценами на участки.

— Да посмотрите в конце концов договора! — мировой опять чуть не кричал.

— Я их смотреть не буду, их следователь посмотрит. Я же, для того, чтобы выяснить, почём нынче здешняя землица, поступил по-другому, — я опросил покупателей. И выяснил, что желающих купить землю — пруд-пруди, что цена за десятину начинается от десяти тысяч, и что участки можно приобрести только через некого Самвела Азнавурова, потому как публичных торгов не устраивается, а заставить администрацию заключить условие закон не позволяет. Человек, желающий прибрести землю, приходил к начальнику станции, тот отправлял его к ответственному за эти операции топографу Азнавурову, а последний сообщал, что земля будет продаваться с аукциона, который неизвестно когда состоится. А через некоторое время, когда несостоявшийся покупатель заливал своё горе здешним невкусным вином в ресторане, к нему подсаживался братец топографа — Самвел и предлагал приобрести земельку без всякой волокиты и по цене на пару тысяч ниже рыночной. Обрадованный покупатель беспрекословно платил требуемое и уже через пару дней держал в руках акт предварительного соглашения, устанавливал на участке столб с дощечкой, на которой обозначались его имя и фамилия, огораживал участок забором и приступал к обустройству своего кусочка рая. Начальник станции был доволен расторопной работой подчинённых, покупатель, проклиная в душе мздоимца Шереметевского, был доволен покупкой и сбережением двух — трёх тысяч, братья Азнавуровы были довольны причитавшимся им барышом, ну а больше всех были довольны вы. Ашот Арутюнович сказал, что с каждого участка вы забирали себе четыре тысячи.