Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Я и не подозревал… — сконфуженно пробормотал Опалин и угас.

— Ладно, командир, идите, — сжалился над ним собеседник. — А то вы со мной заболтались. Шагом марш!

Когда Опалин ушел, военный неожиданно закашлялся и, вытащив платок, прижал его к губам. На ткани осталось красное пятно.

Вася Селиванов сидел на складном стуле и смотрел на море, расстилавшееся внизу. Он был молод, и светлые вихры волос торчали у него, как у мальчишки, но болезнь уже наложила на его лицо свой отпечаток и словно сказала: "мое".

Туберкулез не красит человека, и Селиванов не стал исключением.

Когда он повернул голову и поглядел на приближающегося Ивана, того кольнуло — уже который раз — неприятное чувство, что вместе с Васей его глазами смотрит кто-то еще, о ком Опалин даже не хотел думать.

Этот невидимый и неосязаемый кто-то постоянно находился рядом, вокруг, внутри, и Иван понимал, что это была смерть.

— Странная штука — море, — заговорил Селиванов, когда Опалин, продравшись через сбивчивые приветственные фразы, присел возле него на пенек. — Вроде катит себе волны и ничего не происходит, а сидишь — и глаз оторвать не можешь.

— Я думал, тебе не нравится море, — пробормотал Иван.

— Нет, — тотчас ответил Селиванов. — Не нравится. Я бы вообще, знаешь, сейчас в Москву махнул… — Он вздохнул и почесал голову. — Но в Москву меня пока не пускают. А тут что делать? В карты играть? Скучно. Вот и сижу тут, смотрю на море, воздухом дышу, как доктор приказал. Без него я бы, конечно, не догадался…

Опалин, не удержавшись, фыркнул.

— Я слышал, что жену наркома убили, — продолжал Селиванов, хмурясь. — Это связано с расследованием, в которое ты влез?

— Я не влез, — ответил Иван, тотчас перестав улыбаться, — а просто помогаю.

— Угу. Нашел кому помогать — Парамонову. Тебе, Ваня, надо браться за ум. Ты себе позволяешь садиться на шею кому ни попадя. Жестче надо быть, понимаешь?

— Хорошо тебе говорить. — Опалин понимал, что злиться нельзя, и все же начал сердиться. — Ты мать Саши Деревянко из петли не вытаскивал…

— Нет. Зато я много других разных вытаскивал и из воды спасал. — Селиванов вздохнул. — Жалостливый ты, Ваня. Это хорошо. Но плохо. Хорошо — потому что без жалости человек ничего не стоит, а плохо — потому что жалость твою будут пытаться использовать в своих целях. Вот и Парамонов…

— Да что ты против него имеешь?

— Ничего. Я просто знаю ему цену. Он использует тебя — и даже не скажет до свиданья. Это не тот человек, с которым можно сотрудничать. Он вообще не понимает, что такое сотрудничество. Он хотя бы рассказал тебе обстоятельства дела?

— В смысле, убийства Гриневской?

— Ну да.

— Рассказал. И отвез на место. Если тебе интересно…

И Опалин, порой увлекаясь лишними деталями, пересказал своему коллеге все, что он увидел в доме, а также выводы, к которым он пришел.

— Я уверен: там где-то есть потайной ход. Но Парамонов даже не хочет его искать. Он не понимает, почему тогда столько времени прошло между моментом, когда Броверман передал бандитам чертеж хода, и налетом.

— Землетрясение, — буркнул Селиванов, немного поразмыслив.

— Что? — Опалин поглядел на него расширившимися глазами.

— В июне было землетрясение. Возможно, часть тайного хода обрушилась, и ее пришлось восстанавливать. Это, конечно, в том случае, если ход действительно существует.

— Вася! Но ведь это же все объясняет! — в восторге прокричал Опалин.

— Нет, не все. И вообще, твой ход — чепуха, мелочь. — Молодой человек поморщился. — Меня куда больше беспокоит главарь, который устраивает налет на охраняемый дом, убивает людей и бесследно исчезает. Смотри, ведь у вас с Парамоновым до сих пор нет ни одной зацепки.

— Как ни одной? Мы нащупали связь между убийством архитектора и налетом, установили личность Щелкунова, установили, что он зарезал помощника оператора…

— А Щелкунов был из банды Сени Царя, верно?

— Да.

— Парамонов его проверял? Я про Сеню Царя. Да, был суд, его приговорили к расстрелу. Но я не помню, привели ли приговор в исполнение.

Опалин задумался.

— Ты хочешь сказать, что Сеня Царь…

— Не мог ли он попасть под амнистию, — промолвил сквозь зубы Селиванов. — Я смутно припоминаю, что Петрович как-то раз зудел… Он кого-то из подельников Сени взял в Москве, ну и разговорил его… Я уже деталей не припомню, но Петрович вроде удивлялся, что Сеню не расстреляли.

Петровичем звали одного из сотрудников угрозыска, чье имя было Карп, а фамилию вспоминали только для служебных надобностей. Он не хватал звезд с неба, но был въедлив, методичен и вдобавок ко всему обладал прекрасным каллиграфическим почерком.

— Послушай, — начал Опалин после паузы, — но если Сеня Царь жив… и если он на свободе… Ты его карточку видел? Или досье? Были у него какие-нибудь особые приметы? Как нам вообще его найти?

— Да не видел я его досье, — ответил Селиванов с досадой. — Он все на югах крутился, столицы не жаловал. Я его и не ловил никогда.

— Ну лет ему сколько? Рост, цвет волос?

— Да не знаю я! Знал бы, сказал. Петрович вроде упоминал, что до того, как в бандиты податься, Сеня фотографом был…

— А-а, — протянул Опалин и стал смотреть на море.

Сергей Беляев, щеголь в белом костюме. Всегда любезный, всегда готовый сделать самый выгодный кадр. Позвольте, да он не общался с Щелкуновым… можно сказать, в упор его не замечал. И что? Если они бандиты, то, конечно, они всегда общались где-то в другом месте, чтобы не привлекать внимания…

— Слушай, — начал Селиванов, — пес с ним, с Царем… пусть Парамонов сам разбирается. Я тебе вот что хотел сказать… Когда ты у меня поселился, я тебя прописал без права на жилплощадь, помнишь? Короче, прежде чем ехать в Крым, я зашел к управдому и тебя переписал. Теперь ты жилец со всеми правами, ну, а я тебя недолго буду стеснять.

И тут Опалин по-настоящему растерялся.

В жизни он видел так мало хорошего со стороны окружающих, что теперь совершенно неожиданная весть о прописке в коммунальной квартире, которая избавляла его от множества забот — да что там забот, попросту мучений, — подействовала на него, как на боксера нокаут.

— Вася… Но ты же не умрешь… И потом… я же не беспризорник, слушай! Просто так обстоятельства сложились…

— Знаю я твои обстоятельства, — усмехнулся Селиванов, — притащилась поганая мачеха в семью, привела своих родственничков, и они тебя выдавили. И подвинуть ты ее не можешь, потому что она за папашу твоего прячется. Ваня, какого черта, а? Ну я же видел, как ты на скамейке ночевал и на работе спал за столом, потому что идти тебе некуда. А человек не должен жить как собака, это мое глубочайшее убеждение…

— Я… — начал Опалин, поглядел на изможденное лицо Селиванова и только рукой махнул.