Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Яша испытывал неподдельные страдания.

По его мнению, Петрович самым позорным образом проваливал дело. Они нашли Евгения Богдановского, любовника убитой девушки, опросили его и еще несколько студентов, которые были в курсе отношений молодого человека и Сони Левашовой либо видели его вечером 11 июля. Картина в итоге складывалась самая неутешительная — по крайней мере, с точки зрения Яши.

Женечка оказался очаровательным юношей с ямочками на щеках. Он был обаятелен, улыбчив и ничем не походил на потенциального убийцу. Стало быть, его имело смысл подозревать вдвойне.

Девушки в один голос характеризовали Женечку как повесу. Он явно пользовался успехом у женского пола, но ничто не указывало на то, что он собирался хоть одни отношения зарегистрировать законным порядком в загсе. В общем, он морально разлагался и, судя по всему, собирался разлагаться и дальше лет этак до сорока, а может, и до конца своих дней. Дети как продукт любви его не интересовали, и не было похоже на то, чтобы он с энтузиазмом отнесся к идее стать отцом.

— У меня совсем маленькая комната, — признался он в порыве откровенности. — Тетку в ее новом браке поедом ест родня мужа, она в любой момент может вернуться. Куда мне заводить детей?

Но тугодум Петрович проявил удивительную нерасторопность. Вместо того, чтобы тонко выпытать, где Женечка взял топор и куда дел отрубленные руки жертвы, Логинов расспрашивал о сущих пустяках — например, о том, как проходит обучение на литературных курсах, которые посещал Богдановский, какие стихи он написал для стенгазеты, как он подбирает рифмы, и так далее, и тому подобное.

Яша изнывал от нетерпения. Ему казалось, что на его глазах терпит крушение "Титаник", а сам он ничего поделать не может. Пару раз, впрочем, он не выдержал и пытался вмешаться в допрос, но Петрович одергивал его — даже не словами, а всего лишь взглядом, и Яша оскорбленно умолкал.

Затем наши сыщики отправились в парк Горького, где на пароходе-ресторане отыскали официантку Находкину и предъявили ей фотографии жертвы и гражданки в схожем платье. Ответ официантки был категоричен — она обслуживала не студентку, а номер второй.

В ресторане Петрович разжился кульком черешни и, когда они вернулись в парк, устроился на скамейке и стал с аппетитом поедать ягоды, выплевывая косточки в свободную ладонь. Яша молчал и оскорбленно буравил его взглядом, но под конец все же не выдержал.

— Карп Петрович, — объявил он, — по-моему, все очевидно!

Услышав, что к нему обращаются по имени, которое он с детства не любил, Петрович едва не поперхнулся, но все-таки нашел в себе силы спросить:

— Что именно тебе очевидно, голова?

Яша надулся.

— Да ведь все же сходится! Нас просто запутала эта вторая баба. Ее же нет в муровской картотеке? Никто не может ее опознать? А знаете почему? Потому что она не имеет никакого отношения к уголовному миру! Обыкновенная советская гражданка! И тогда у нас остается убийство студентки Левашовой, ее беременность… и ее любовник, который в тот вечер был в парке! И не просто был, заметьте, а сам же назначил ей там встречу! Мотив есть? Есть! Возможность? Есть! Надо брать ордер на арест, ордер на обыск, выяснять, где он купил топор…

— Угу. А еще — удавку, которой задушили жертву.

— Ну, это будет труднее, то есть мне так кажется. Топор отследить легче.

— Вечером, когда Богдановский уходил с курсов, при нем была только тетрадка, — тоном зануды напомнил Петрович. — И это говорит не только он, но и люди, которые его там видели.

— Хорошо, значит, топор он купил по дороге и спрятал под одежду, — тотчас нашелся Яша.

— Попробуй походить летом с топором под одеждой, я на тебя посмотрю, — усмехнулся Петрович. — Я не говорю, что это невозможно, но для этого требуются… ну, скажем так, определенные навыки. На курсах стихи Евгения раскритиковали, по дороге в парк он ломал голову над новыми строчками и подбирал другие рифмы. Все это он нам пересказал, и его слова выглядят вполне убедительно. Если бы он замыслил убийство, он только о нем и думал бы, и никакие стихи не лезли бы ему в голову.

— Как сказал бы Иван Григорьевич, "это не улика", — с вызовом ответил Яша. — Мы не можем знать, что и когда он думал. Он вполне мог потом изобрести сотню подробностей, чтобы преподнести их нам.

— Яша!

— Ну вот вы говорите — топор, не было у него топора. Он же вполне мог сделать тайник в парке и загодя положить туда все, что ему нужно. Пришел будто бы с пустыми руками, взял из тайника удавку и топор и убил Соню. Ведь именно он назначил ей свидание в парке! Он знал, что она там будет! Значит, мог все подготовить, чтобы избавиться от нее… И он нервничал, когда вы его допрашивали, я заметил!

— Конечно, нервничал — любой станет нервничать, когда его допрашивает сотрудник угрозыска, — усмехнулся Петрович. — Вот когда человек слишком спокоен, тогда стоит задуматься, что с ним не так.

— Но он же противоречил себе! Сначала говорил, что любил Соню, потом — что комната у него маленькая и что детей ему рано…

— Все всегда противоречат, — отрезал Петрович, сверкнув глазами, — и врут, и стараются показать себя лучше, чем они есть на самом деле. Да! Это неизбежно, и с этим надо смириться. А вот чего не надо: зачислять человека в убийцы только потому, что он тебе не нравится. Это непрофессионально…

— Да, Богдановский мне не нравится, — признался Яша. — Но против него факты! — упрямо добавил он. — Вы говорите, он не мог убить девушку, потому что сочинял стихи. Простите, но это же глупо!

— Яша, — сказал Петрович после паузы, — пойми, у каждого преступления есть своя логика. Логика этого убийства такова, что за ним с большой долей вероятности просматривается опытный и дерзкий преступник. Не студент, который посещает литературный кружок, а человек, который убивал уже не раз. Поэтому Евгений Богдановский нам не подходит…

— Ну хорошо. — Яша сделал вид, что смирился. — Но объясните мне: зачем опытному убийце студентка Софья Левашова? Что она ему сделала?

— А вот тут мы упираемся в личность неизвестной гражданки в похожем платье, которая сидела в ресторане и звонила по телефону. Надо узнать, кто она такая. Потому что, если настоящей жертвой должна была оказаться другая, все, что касается Софьи Левашовой, уже не имеет значения. Она просто оказалась не в том месте не в то время, вот и все.

Когда сыщики вернулись на Петровку, они застали Опалина в расположении духа, которое Логинов про себя именовал "смурным". "Что-то не ладится, — подумал старый сыщик, скользнув взглядом по напряженному лицу Ивана, — чем-то он недоволен".