Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

– Так о чем вы хотели меня спросить? – осведомился Виноградов, пуская дым. В тени сосен его серые глаза приобрели зеленоватый оттенок.

– Доктор, – начал Опалин, – вы ведь образованный человек?

Ему показалось, что собеседник удивился. На самом деле врач был рад хоть ненадолго покинуть здание разваливающейся больницы, которое действовало ему на нервы.

– Ну… – пробормотал он, ломая голову над тем, куда клонит этот странный юноша, – в некотором смысле… определенно. – Доктор иронически усмехнулся.

– Скажите, как можно заставить летать металлическую штуку, которая… ну, в общем, тяжелая?

– Летать? – Виноградов приподнял брови. – Вы имеете в виду…

– Ну да, чтобы она поднималась в воздух сама собой.

– Гм. – Доктор задумался. – Должен признаться, что такими вещами я не занимался. Хотя, если обратиться к физике Краевича… Магнитом, наверное.

– Магнитом?

– Да, магнит притягивает железо, и это свойство можно использовать, чтобы…

– Ага, понял. – Опалин вздохнул. – Но там нет никаких магнитов. И потом, стол, который летал – он деревянный.

– Я думал, вы имели в виду что-то металлическое.

– Да. Но это было уже после стола.

Виноградов пристально поглядел на собеседника, но благоразумно решил оставить свои вопросы при себе. «Опять что-то случилось в усадьбе… Кончится тем, что кого-нибудь там убьют». Он подумал об этом без намека на волнение, зная, что в случае возможного убийства ему же и придется делать вскрытие. А доктор Виноградов был так устроен, что предпочитал лечить живых.

– Помните, я еще в прошлый раз… – Опалин замялся. – Так вот, чтоб вы ничего такого не думали, скажу сразу же. Я ничего не пил.

– И вы абсолютно уверены, что все это произошло на самом деле?

– Если я видел своими глазами… Конечно, уверен.

Взгляд доктора Опалину не понравился.

– Что? – резко спросил юноша.

– Понимаете, – заговорил Виноградов, тщательно подбирая слова, – есть вещества, которые… Одним словом, они могут вызвать галлюцинации… видения, которые человек не сумеет отличить от реальности. – Опалин открыл рот, собираясь протестовать. – Строго между нами: вы совершенно уверены, что никто не мог подмешать вам, ну хотя бы в еду…

И тут у Ивана пропала всякая охота спорить с доктором. Он вспомнил, что уже несколько дней ел то, что давала ему Лидия. Значит, если рассуждать логически, она вполне могла подсыпать ему чего-нибудь этакого. И внезапно он вспомнил еще одно – что когда-то она была сестрой милосердия, и что вещества, которые имел в виду собеседник, для нее уж точно не были тайной.

– Вот же ж…

Он выругался и присел на пень неподалеку, чтобы собраться с мыслями. Виноградов докурил папиросу и оглянулся на здание больницы. Мысленно он был уже там и прикидывал, чем вылечить запущенный отит, который грозил пациенту серьезными осложнениями.

– Доктор, – серьезно сказал Опалин, – я прошу вас никому не говорить о том, о чем мы сейчас… И вообще…

– Разумеется, – кивнул Виноградов. – Извините, мне надо идти.

Он удалился, а Опалин отправился в деревню, поговорить с комсомольцами. От первого же встречного он узнал, где искать Демьянову и Проскурина, и заодно выслушал предысторию избы-читальни с множеством живописных подробностей. Когда он вошел, комсомольцы как раз спорили о привлечении кинопередвижки.

– На голое обличение народ не пойдет, – говорил Проскурин. – А вот если мы в конце покажем бесплатную фильму…

Слово «фильм» в то время употреблялось в женском роде.

– Ну и как фильма с Китоном поможет нашему делу? – возражала Демьянова. На лице у нее были ссадины, оставшиеся после столкновения с воинственной Зайцевой, углы рта оттянулись книзу. Она явно обрадовалась появлению нового лица и сказала подчеркнуто громко: – Здорово, товарищ Опалин! – после чего крепко, по-мужски, пожала его руку.

– О, Ваня, ты как раз, – объявил Проскурин. – Слушай, повлияй ты на владельца кинопередвижки, а? Кулак, чистый кулак! Не хочет нам помогать с бесплатной фильмой, я, говорит, за деньги работаю…

Кинопередвижкой тогда называли проектор, который возили из деревни в деревню на лошадях и устраивали сеансы там, где еще не было кинотеатров. Фильмы обычно попадались старые, проверенные временем – комедии, мелодрамы с Верой Холодной, титры которых были написаны еще по старой орфографии, так что по-своему Демьянова была права, когда говорила, что кино им ничем не поможет. Проскурин же мыслил иначе: объявление о бесплатном фильме поможет заманить побольше зрителей, которым оратор будет раскрывать глаза на грабительскую сущность отца Даниила.

Гостю не очень понравилось, что его пытались привлечь к решению проблем, которые его не касались, но он не хотел ссоры и потому уклончиво пообещал поговорить с владельцем кинопередвижки.

– Он у Пантелея Никифорова остановился, – сказал Проскурин. – Ты с ним обязательно поговори, а если понадобится, то припугни. Пусть проявит сознательность, мы же не для себя просим…

– А где вы столуетесь? – спросил Опалин, который вообще-то пришел сюда по совсем другому поводу. Он хотел разузнать, можно ли ему наладить свое питание отдельно.

– Да пока нигде, – удрученно ответил Проскурин, глядя на него с высоты своего немалого роста. – Местные комсомольцы подкармливают. Дуня вчера пыталась картошку сварить, чуть избу не спалила.

– Тебе надо, сам и вари, – огрызнулась Демьянова. – Я тебе говорила, что я не кухарка. И не прачка!

Опалин понял, что разговоры об этом, наряду с нежеланием Проскурина расписаться, составляли главный камень преткновения между его собеседниками, и ему стало скучно. Все это попахивало мещанством, и даже хуже того – безнадежной пошлостью, которую он инстинктивно не переносил.

– Слушай, Вань, а это правда, насчет портрета? – спросил у него Проскурин, очевидно, желая сменить тему. – Правда, что он сам собой вернулся на место?

Замявшись, Иван подтвердил, что так оно и есть.

– Боже, как же я хочу в Москву, – неожиданно проговорила Демьянова, и неподдельная тоска зазвенела в ее высоком чистом голосе.

– Не божись, – одернул ее комсомолец.

– Иди ты к черту!

Тут Иван, не дожидаясь продолжения, сбежал и даже не стал прощаться. Но когда он шел по деревне, он встретил Марфу, которая стала расспрашивать, верно ли говорят, что в усадьбе колдуна опять что-то стряслось. Из корзинки, которую Марфа несла с собой, выглядывала утка, и, казалось, она тоже прислушивается к сбивчивым объяснениям Опалина насчет портрета.

Он вернулся в усадьбу недовольный собой и всем светом. Марфа подтвердила, что столоваться ему негде, если, разумеется, он не станет платить втридорога за всякий продукт. Правда, она добавила, что у нее пропасть огурцов, и если он как-нибудь зайдет, она снабдит его ими. Но Иван сомневался, что на одних огурцах сумеет долго протянуть.