Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Не глазами — не о глазах идет речь, а совсем по-другому. Сережка потянула за собой воспоминание об Опалине, о кабинете Фриновского, о пластах дыма, которые тогда колыхались вокруг него самого… а еще Ваня возвращался, просил снова взглянуть на одно из дел, которые Соколов для него достал…

Тут следователь как-то нервно, нехорошо задвигал челюстью, зажег очередную папиросу, даже не заметив, что коробка почти опустела. Шофер… сережка… шофер… пуговицы… мелочи… носил в особом отделении бумажника… Стоп, уж не тот ли это бумажник, который убийца забрал у одной из жертв, оставив деньги?

«Где, черт возьми, Петрович со всеми материалами? Наверное, у меня все-таки разыгралось воображение…» Не вынимая изо рта папиросы, Соколов резким движением снял трубку с рычага и набрал номер.

Петровича на месте не оказалось. По другому номеру ответил Казачинский.

— У меня вопрос по ночному убийце. Есть ли какие-то приметы, по которым его точно можно опознать? Логинов еще не привез бумаги, а мне надо срочно…

— Ну, есть описание, но оно так себе, по правде говоря. На теле у него должна быть рана от удара отверткой. Где-то рядом с шеей или плечом.

— Спасибо, — коротко ответил Соколов и, нажав на рычаги, набрал еще один номер.

— Морг? Следователь Соколов беспокоит. Мне нужен доктор Бергман, срочно… Нет, только Бергман, никого больше не надо.

Долгая, долгая, долгая пауза, за время которой следователь обнаружил, что папиросы кончились, чертыхнулся и смял пустую коробку.

— Доктор Бергман? У меня к вам просьба. Вчера к вам доставили шофера, которого убил Храповицкий. Имя — Пантелеймон Иванов. Доктор, мне нужно знать, есть ли у трупа на плече или на шее след от удара отверткой? Это очень важно.

— Перезвоните через двадцать минут, — сказал Бергман, — я скажу точно.

Однако доктор сам перезвонил через семнадцать минут.

— Да, след от раны имеется, и я думаю, рана действительно была нанесена отверткой. Но сама рана очень хорошо обработана — я бы сказал, профессионально обработана. Никакой угрозы для жизни не представляла.

— Значит, все-таки он где-то получил медицинскую помощь? Очень любопытно. Спасибо, доктор. Ваня всегда называл вас самым лучшим.

Попрощавшись с доктором, Соколов обмяк на стуле. Он внезапно понял, что вымотался до последнего предела. Умирающий Опалин, погоня за Храповицким, покореженный троллейбус, Яшин, который сначала орал на него, а потом изображал человеческое отношение и понимание — все это отхватывало куски душевного покоя, которого следователю и так не хватало. Интереса ради он пересчитал трофеи Иванова — оказалось шестнадцать, включая бумажник.

Через несколько минут явился Петрович. Среди прочего он принес полученный этим утром из ЦК шоферов ответ, какие именно организации связаны с перевозками между Москвой и Ленинградом.

— Имеет смысл все-таки проверить, кто из шоферов вдруг захворал или отсутствовал после того, как Пряничникова ударила нападавшего отверткой…

— Не надо, — ответил Соколов, морщась. — Его звали Пантелеймон Иванов, и он в морге.

— Шутишь? — недоверчиво спросил Петрович после паузы.

— Лучше посмотри, что я в его бумажнике нашел.

— Тут кое-чего не хватает, — заметил Петрович, осмотрев улики. — Папиросы, которую он взял у Елисеевой, и ключа от квартиры Орешникова — это он у Пыжовой позаимствовал.

— Значит, часть коллекции он держал в другом месте. — Соколов усмехнулся. — Ты на меня злишься?

— С чего вдруг?

— Да так. Вы всю работу проделали, а мне просто принесли вещи убитого. И я все понял.

— Ваня был бы не против, чтобы ты завершил дело, — сказал Петрович. — Так что не говори ерунды.

— Не буду. Слушай, у тебя лишние папиросы есть? Мне без курева никак, а сейчас должны безутешную вдову Иванова привести. Чую я, наслушаюсь, какой он был хороший.

— Держи. — Петрович достал коробку папирос и положил ее на стол. — Для такого дела мне ничего не жалко.

— Я потом тебе верну, — пообещал Соколов.

Жену Иванова Антонину доставили через четверть часа после того, как Петрович ушел. Соколов был сама предупредительность, само очарование — насколько, конечно, данное понятие может воплощать недобрый и смертельно уставший гражданин в форме следователя. Узнав, что именно он застрелил убийцу Пантелеймона, Антонина совершенно успокоилась и забросала следователя словами. Как бы между прочим Соколов задавал вопросы и мало-помалу вытягивал подробности, которые его интересовали. Пантелеймоша был чудесный человек, просто замечательный, почти не пил, все деньги приносил в дом. Где он работал в последние годы? Ну, вы знаете, товарищ следователь, он всегда был шофером. Одно время — при Союзрыбсбыте, потом довольно долго — при ВЭТ, это Всесоюзный электротехнический трест…

— А, да, знаю, слышал, — небрежно кивнул Соколов. — У них ведь заводы в разных концах страны? Или ваш муж только по Москве ездил?

Нет, что вы, он, куда посылали, туда и ездил. И в Ленинграде был, и в Пензе, и в Самаре, и в Саратове… Но вообще он мечтал быть не водителем, ему хотелось большего, только вот образования не хватало, упорства или чего-то еще. В вузы он раньше с треском проваливался на экзаменах, а теперь вообще не имел никаких шансов поступить, потому что туда зачисляют до 35, а ему уже 38 было. В самодеятельности свои силы пробовал, но над ним смеялись — на ухо медведь наступил, голоса нет, не получится из тебя Вертинского или Петра Лещенко [13] Петр Лещенко (1898–1954) — певец, чрезвычайно популярный в СССР в 30-е и 40-е гг., несмотря на то, что песни его сюда проникали только на пластинках (он являлся гражданином Румынии и в основном выступал в Европе). … Но он не обижался, он, товарищ следователь, не такой был человек…

— Я знаю, — ответил Соколов сквозь зубы и взял очередную папиросу из коробки Петровича. — А когда ваш муж уволился из ВЭТа? Он же хлеб развозил?

Антонина залепетала, что у Пантелеймоши на работе приключилась ужасная история, на него по пьяни напал кто-то из товарищей и ударил отверткой. Она настаивала на том, чтобы он жаловался в профком или даже в милицию…

— Но он идти в милицию совсем не хотел, у него однажды случился привод, он с тех пор милиции не доверял…

— Что за привод, по какому поводу?

— Это еще когда он в «Союзрыбсбыте» работал… Там сгорели костюмы для художественной самодеятельности. И моего мужа обвинили в поджоге. Он должен был участвовать, а потом сказали, его не возьмут, и он возмутился. Там думали, может, он устроил поджог. Хотел сорвать представление, понимаете? Правда, милиция ничего доказать не смогла, но Пантелеймоше пришлось из «Союзрыбсбыта» уйти… И вот, в ВЭТе тоже случилось… Я говорила, нельзя этого так оставлять, но он сказал — у того, кто его ткнул отверткой, много друзей, и ему лучше просто найти другую работу. Ну и…