Жозе Душ Сантуш - Последняя тайна

Валентина замолчала, давая возможность президенту как-то отреагировать на это откровение. Осознав, что его поведение подвергается тщательнейшему анализу, господин Аркан глубоко вздохнул и почти расстроенно посмотрел в окно.

— Как-то не задумывался я об этом, — признался он. — Но я действительно был с ними знаком. Пригласил их сюда, в фонд, — он прикоснулся пальцами к настольному календарю на своем столе. — Надо же, позавчера было ровно три месяца. Кто бы мог подумать тогда, что такая трагедия произойдет!..

Госпожа инспектор взвешивала, как опытный шахматист, каждое слово Аркана, пытаясь найти противоречия, умолчания или попытки замаскировать что-то.

— А можно узнать, зачем они сюда приезжали?

Арпад Аркан взмахнул рукой в сторону папирусов и пергаментов, висевших в рамках на стенах его кабинета. Типичные древние рукописи, написанные scriptio continua [43] scriptio continua — метод так называемого непрерывного письма без знаков препинания и пробелов. на древнегреческом или древнееврейском языках с рваными краями и дырками в центре.

— Фонд располагает ценнейшим собранием манускриптов. Это и несколько фрагментов Библии, и древние документы иного рода на древнееврейском, арамейском или древнегреческом языках. Я заказал профессору Эскалоне их экспертизу. А еще у нас есть, — он показал на грубо сделанную вазу, стоявшую рядом с его столом, — протохристианские оссуарии [44] Оссуарий — костница — сосуд для хранения скелетированных останков. , и профессор Шварц был мне рекомендован как эксперт в этой области.

— А профессор Варфоломеев? Он ведь не историк…

— Вы об ученом из Болгарии? Фонд создал Центр передовых молекулярных исследований, и мне сказали, что это — один из самых авторитетных специалистов мира. Кажется, его имя чуть ли не ежегодно упоминалось в связи с назначением Нобелевской премии. И я тоже пригласил его к сотрудничеству с нами. Он согласился. Его утрата, боюсь, станет большим ударом для Фонда Аркан. Мы очень, очень даже на него рассчитывали, — господин президент был безутешен.

— Они были втроем здесь, в фонде?

— Да, втроем. Хотя они принадлежали к различным сферам, я разговаривал с ними одновременно.

— И здесь они познакомились?

— Вероятно, — предположил он. — Во всяком случае мне не показалось, что они могли быть знакомы прежде.

Валентина задумалась, будто подбирая наилучший вариант следующего вопроса.

— А как вы объясните, что три человека, познакомившиеся здесь, в вашем кабинете, были спустя три месяца убиты в течение суток?

Показалось, что вопрос застал хозяина врасплох.

— Ну, да… Уж и не знаю, совсем не знаю, чем это можно объяснить, — замекал он. — Действительно… то есть чистое совпадение, — это слово оказалось для него настоящим спасательным кругом, за который он немедленно уцепился. — Да, да! Именно так: несчастное совпадение.

Взгляд итальянки на мгновение отвлекся на Томаша, чтобы тут же вернуться к Аркану, но уже приобретя ледяную синеву.

— Для полиции не существует совпадений, господин Аркан.

Президент фонда дернулся в своем кресле.

— Вы на что намекаете?

— Я ни на что не намекаю, — парировала Валентина абсолютно спокойно. — Я лишь говорю, что в криминалистике к совпадениям принято относиться с большим недоверием. Факты — упрямая вещь: трое ученых, познакомившиеся в этом кабинете, спустя три месяца были убиты при крайне странных обстоятельствах. Не уверена, что это можно назвать совпадением.

Арпад Аркан выпрямил свое грузное тело и решительным жестом указал на дверь.

— Вон! Вон отсюда! — завопил он.

Валентина и Томаш замерли, ошеломленные столь бурной реакцией. Инсинуации следователя были, безусловно, неприятны, но взрыв эмоций господина президента, как им подумалось, намного превзошел разумные пределы.

— Вы совершаете грубейшую ошибку.

— Плевать я хотел! — ревел человек с брежневскими бровями, настойчиво показывая на дверь кабинета. — Немедленно покиньте мой фонд! Вон отсюда!

Неистовая реакция Аркана вызвала гнев у Валентины, которая вскочила со своего места и оказалась нос к носу с хозяином.

— Madonna! Да что вы себе позволяете?

— Сейчас же уходите или я вызову полицию! Уходите быстро!

— Cretino! Stupido! Stronzo! [45] Cretino! Stupido! Stronzo! — Кретин! Дурак! Дерьмо! ( итал. ).

— Вон! Прочь отсюда!

Оба кричали друг другу в лицо эти слова с глазами, налитыми кровью, и слюна летела во все стороны. Осознав, что имеет дело с двумя супергорячими головами и ситуация грозит выйти из-под контроля, Томаш схватил за плечи инспектора Следственного комитета Италии и потащил ее к двери.

— Пойдемте, — сказал он спокойно. — Не стоит так нервничать!

— Вон! — никак не мог угомониться Аркан. — Убирайтесь! И чтоб духу вашего здесь не было! Ишь придумали — поносить меня в моем собственном доме! Неслыханно! Прочь!

— Imbecile! Scemo! [46] Imbecile! Scemo! — Болван! Придурок! ( итал. ).

Дверь с треском захлопнулась, и нарушенная было тишина вернулась в уютные помещения фонда. Еще не отдышавшись, Арпад Аркан ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговку рубашки и тяжело упал в свое кресло. Глубоко вдохнув, он успокоился, — контроль был восстановлен.

Глаза его наткнулись на сотовый, лежавший на углу стола. Чуть помедлив, возможно, чтобы восстановить нормальный пульс, он как-то обреченно вздохнул и взял-таки мобильник.

— Алло? Это ты?

— Да, шеф. Это я. Что-то случилось?

Усевшись на полуразрушенную крепостную стену и болтая ногами над пропастью и руинами Дворца Ирода, трехуровневые раскопки которого продолжались севернее высокого холма, Сикариус всматривался в высушенную ширь Иудейской пустыни, оживляемую только синеющим пятном Мертвого моря, превращая его в оазис. Сухой горячий ветер, прорываясь сквозь нагромождения скал, слегка обжигал лицо и трепал светлую тунику.

— Что-то я сегодня малость разнервничался, — признался голос в трубке и после глубокого вздоха продолжил: — Помнишь о нашем последнем разговоре?

— Когда я молился у Стены плача?

— Да, — подтвердил шеф. — Я еще говорил тебе, чтобы ты был готов, — возникла короткая пауза. — Ты готов?

— Всегда готов.

Снова молчание в трубке.

— Пора!

Ветер поднял вдруг пыль, и Сикариусу пришлось поправить tallit, покрывавший голову, чтобы защитить глаза от песка. Внизу простиралась долина, являя хаотичную мозаику цвета с самыми разнообразными оттенками: от коричневатой земли до яркой желтизны песка, от белой полоски соли, обрамляющей прихотливый излом берега Мертвого моря, до опаловой зелени его водного покрывала, которая чуть дальше превращается в бирюзу, а потом и вовсе в насыщенное индиго. И где-то совсем далеко, в дымке, видны серо-желтоватые горы и хребты Иордании.