Жозе Душ Сантуш - Последняя тайна

— А что за цель?

— Два следователя, направленных итальянской полицией. Они сейчас прибыли в Иерусалим и путаются тут под ногами, — он цокнул языком. — Пора действовать.

— Где они поселились?

— В «American Colony».

— Хм, в гостиницу для шпионов. Им там самое место.

— Согласен полностью. Это мужчина и женщина.

— Надо работать с обоими?

— Даму оставь в покое. Она — инспектор Следственного комитета Италии, не хочется связываться с ними. Ты займись с ее сопровождающим. Это такой молчун себе на уме.

— Они, как правило, опаснее.

— Он — историк, португалец и, похоже, способен разобраться в загадках, которые мы оставляли. Зовут его Томаш Норонья. Я тебе на почту пришлю фото, сделанные тайком сегодня. Там же будут детальные инструкции, что делать, включая очередное послание, которое оставишь.

— Этот историк — приоритетная цель?

Голос шефа сделался глухим, замогильным. Так бывало всегда, когда он отдавал важнейший приказ.

— Да.

На линии наступило молчание, как будто после этого «Да» больше говорить уже было излишне.

— Что-то еще?

— Это все. Ты уже знаешь, что надо делать, — и тут тон голоса стал вопросительным. — Когда ты думаешь начать?

Тонкие губы Сикариуса скривились в некое подобие улыбки.

— Сегодня же.

Он отключил аппарат и бросил прощальный взгляд направо — на Иудейскую пустыню с синеющей гладью Мертвого моря, а потом и налево, где высилась горная цепь с ущельями и утесами, надзирающими над долинами. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небеса в оранжево-пламенеющие тона. Тени захватывали все громадное пространство с высоким холмом в центре, окруженное некогда римскими легионами, а теперь расчерченное лабиринтом раскопок. Величественная красота этой картины и сейчас производила ошеломляющее впечатление: неспроста эту суровую землю называют Богом благословенной. Даже тишина была здесь особого свойства, воодушевляющая, что ли… Дувший с севера ветер доносил меланхоличные трели птиц, порхавших на фоне гор.

Неожиданно легко, одним прыжком Сикариус оказался на ногах спиной к так радовавшей его грандиозной панораме и пошел прямо к воротам Змеиной тропы. Утомленное солнце напоследок еще обжигало, но спасительный бриз уже ласкал разгоряченное лицо и теребил волосы. Не успел Сикариус порадоваться ему, как ветер прекратился, и жара яростно набросилась на новую жертву. Он знал, что это неизбежно: ветер дул только на северном склоне, но знание не облегчило участи. Через минуту-другую по лицу побежали капли пота, а на тунике в области подмышек скоро проступили разводы. Тело пылало, и земля в буквальном смысле горела под ногами.

Он прошел мимо руин поселений зелотов и не без гордости посмотрел на еще нетронутые остатки синагоги; наверняка, именно в этом месте Элеазар бен-Яир собирал своих сикариев на финальную сцену трагедии двухтысячелетней давности. Руины на вершине массивной горы — самое величественное наследие, оставленное ему предками. И сейчас он должен доказать, что достоин быть их наследником.

Там, в Масаде, сикарии явили миру последний героический акт сопротивления римским захватчикам. Когда Десятый легион римлян смог, наконец, прорвать оборонительные укрепления, две тысячи сикариев предпочли умереть, чем сдаться врагу. Они сожгли Масаду, выбрали десятку отважных, которые убили всех защитников, а потом покончили и собой. Спаслись только две женщины, поведавшие об этом миру.

Для Сикариуса прогулка среди руин была путешествием на машине времени. Окруженный этими священными камнями, он явственно слышал гул тогдашней дискуссии. Вот голос Элеазара провозглашает: «Выберем же смерть, а не рабство», а здесь слышны жалобные причитания перед лицом неумолимой, пусть и добровольной смерти, голоса покорных судьбе сикариев, одобряющих роковое предложение своего предводителя. Чуть дальше зазвучали вопли бойни, когда отцы убивали своих детей, затем жен, а потом расправлялись друг с другом… И наконец, над величественным холмом наступила тишина. Нарушали ее только неугомонные и так же порхавшие над непокорной твердыней скворцы — молчаливые свидетели жуткой драмы, увиденной следующим утром изумленными римлянами. Им удалось все-таки преодолеть крепостную стену, и они потерянно бродили среди трупов, усеявших эту землю, насквозь пропитанную кровью.

Он провел рукой по отполированной веками поверхности своего священного оружия, висевшего у него на поясе. Эту сику, найденную при раскопках Масады, несомненно, использовали в самоубийственной резне. Да, все это было две тысячи лет тому, когда язычники разрушили храм и прогнали народ с Земли Обетованной. Два тысячелетия назад.

Пришел час расплаты.

Взрыв смеха, раздавшийся в вестибюле отеля «American Colony», был такой «убойной» силы, что не остался без внимания ни обслуги, ни постояльцев, оказавшихся в тот момент поблизости.

— Вам весело? — спросила с долей упрека Валентина. — А вот я не вижу в этом ничего смешного!

Главный инспектор израильской полиции пребывал, однако, в самом замечательном расположении духа. Арни Гроссман широко раскинул свои ручищи и, с удовольствием потянувшись, провел своими суперграблями по седеющей волнистой шевелюре.

— Это было великолепно!

— Ничего смешного! — не успокаивалась итальянка, не видевшая никаких причин для веселья. — И вообще, это было крайне неприятно!

— Простите великодушно, но выставить полицейского — для этого требуется изрядная chutzpah! [47] chutzpah — наглость ( англ. ). — заметил Гроссман, подтрунивая над гостями. — Наш Арпад Аркан может быть самым последним проходимцем, но, вне всяких сомнений, — это матерый человечище. Стоит только мне представить эту сцену, чуть ли не колики начинаются!..

Израильский детектив едва сдерживал смех к вящему неудовольствию Валентины, которую переполняло раздражение. Она, сжавшись в комочек в углу дивана, из последних сил пыталась сохранять хладнокровие. Томаш, отлучавшийся к стойке администрации за ключом от номера, уже вернулся и сел по соседству. Он казался вполне спокойным. В принципе, реакция Гроссмана была ему понятной: если посмотреть на все, случившееся с ними сегодня, под другим углом зрения, это событие вполне может показаться забавным. Возможно, со временем и итальянская красавица придет к такому выводу.

— В любом случае это ерунда, — резюмировала Валентина, которой давно уже не терпелось перейти к более существенным, по ее мнению, пунктам повестки дня. — Наша работа подошла к тому рубежу, за которым я сама мало что могу сделать. Необходима помощь израильских властей. Именно об этом и хотелось бы поговорить.