Наташа Полли - Утесы Бедлама [litres]

– Не шевелитесь, – велел он.

Статуя снова двигалась. Я видел ее краем глаза, но она двигалась так медленно, что мне это не было заметно. Она дотронулась кончиками пальцев до моей груди и затем прижала ладонь полностью. Я закрыл глаза и прислушался, но даже при такой близости скрип винтов не был слышен. Клем, стоявший слева от меня, радостно взвизгнул. Я услышал, как он снял крышку с камеры-обскуры.

– Не шевелись, – пробормотал он, даже не заметив, что Рафаэль сказал то же самое.

– Что она делает? – спросил я у Рафаэля. Я постарался направить голос к нему, ведь повернув голову, я бы испортил фотографию.

– Благословляет. Она вам не навредит. Это хорошо. Такое бывает не с каждым.

– Наверное, в нажимной механизм встроен счетчик, – предположил Клем. – Например, благословлять каждого пятнадцатого человека, который долго стоит на одном месте, или что-то вроде того. Вы замечали, как часто это происходит? Конечно, нет, – вздохнул он, когда Рафаэль покачал головой. – В любом случае чертовски умно. Вряд ли вы разрешите мне раскопать…

– Дотронетесь до этой земли, и я принесу вас в жертву кому-нибудь с зубами, – отрезал Рафаэль.

– Все-таки не католик до мозга костей, не так ли?

– Клем, – вмешался я.

– Меррик, дружище.

– Хватит издеваться над нашим единственным проводником.

– Умолкни, – рявкнул Клем не таким теплым тоном, каким мог бы. Я замолчал. Шансы прожить неделю без перепалок таяли на глазах. Непонятно, как Клему удалось провести столько времени в подобных странах, но так и не понять, что успех или неудача экспедиции зависели от того, кем он был – рулевым, который плавно вел судно вперед, или ныряльщиком, который обрызгивал всех каждый раз, когда на большой глубине появлялось что-то интересное. Рядом с ним и Рафаэлем я чувствовал себя так, словно стоял на берегу полусвященного озера, затерянного в горах, с сенбернаром, решительно настроенным получить медаль по плаванию.

Статуя по-прежнему держала руку на моей груди в области сердца. Будь она человеком, она бы почувствовала биение, потому что сердце выпрыгивало у меня из груди, по крайней мере поначалу. Но чем дольше я стоял, тем больше успокаивался. Мне казалось, что от земли исходит тепло, и хотя я знал о заводном механизме, но все равно ощущал волшебство. Сухожилия в руке маркайюк напряглись, вокруг пустых глаз застыли морщинки. Было бы прекрасно поверить в чудо, если бы я еще мог во что-то верить.

Статуя легонько толкнула меня. Наверное, так они прощались с человеком, если собиралась очередь, но этот толчок напоминал похлопывание по плечу, когда доктор говорит, что в конце концов ты поправишься.

– Клем, я могу уйти? – спросил я. Лишь теперь я заметил, что Клем и Рафаэль по-прежнему спорили. Я ничего не слышал, хотя они стояли в десяти футах от меня. – Она… толкает меня.

– Д… да. Думаю, уже достаточно.

Клем опустил затвор. Я отошел в сторону, и статуя убрала руку.

– Невероятно, – воскликнул Клем. – Совершенно невероятно.

Мария, которая закончила плести узелки на веревке, подошла к Рафаэлю и протянула ему пузырек с солью. Он взял ее за рукав и отвел к неподвижно стоявшему святому Томасу.

Женщина поколебалась и затем начала обвязывать обрывок веревки вокруг запястья статуи. Она обернулась, так и не закончив, когда кто-то подошел к ней и бросил свою соль в амфору.

– Мария, – сказал Рафаэль. На этот раз его голос сквозил кечуанской интонацией, которая звучала гораздо теплее формального и религиозного испанского языка. С такой интонацией уменьшительная форма имени прозвучала бы грубо. Я не понимал, почему был уверен в этом. Прошло слишком мало времени, чтобы я начал воспринимать язык, но эти знания уже сидели глубоко внутри. Я погладил рукоять своей трости, чувствуя, что снова прикоснулся к чему-то знакомому, но утраченному.

Мария сказала что-то о своей матери и поспешила прочь. Клем разбирал камеру-обскуру, но она даже не посмотрела на него. Рафаэль провел пальцами по обрывку веревки на запястье маркайюк.

– Здесь сказано, что если она выиграет ребенка в следующий раз, он приглашен на крестины. Следующую церемонию я подстрою, – сказал он.

– Так и сказано? – уточнил Клем. – Со сложноподчиненным предложением?

Он выглядел так, словно нашел рай, не затрудняя себя такими проблемами, как смерть.

– Нет, – возразил Рафаэль. – Приглашения со сложноподчиненными предложениями выражаются числами и овцами.

Я фыркнул и притворился, что сделал это случайно.

– Без грубостей, – бросил Клем. – Доказательств других видов письменности нет. Нет даже… Я не думаю, что все они учились у конкретного человека – настоящего кипукамайюк. Прости, Эм, это означает «мастер узлов»…

– Здесь не осталось писарей, – сказал Рафаэль. – Вы опоздали на триста лет.

Он снова вытянул руку перед собой. Прошлое снова уходило далеко в лес.

Клем не видел, как он делал это у Мартеля. Я слишком поздно понял, что должен был что-то сказать, но вместо этого погрузился в мысли о прошлом, которое было впереди. Я не сразу понял, как воспринял этот жест Клем. Он смотрел в лес в направлении, которое показал Рафаэль. Можно было подумать, что под древней сложной культурой он имел в виду людей в лесу.

– Да, вы правы, – согласился Клем. – Но вы сказали, что это госпитальная колония и за ней кто-то следит. В лесу их должно быть гораздо больше, чем здесь. Возможно, у них по-прежнему остались писари.

Он перешагнул границу, прежде чем кто-то из нас это понял. Как только Клем оказался по ту сторону соляной черты, пыльца засияла ярче. Теперь его движения оставляли настоящие волны света.

Практически каждый, кто это видел, закричал. Люди бросились к соли, словно кто-то дернул их за нити, как марионеток.

Клем махнул руками, и свет вокруг него задрожал.

– Эй! Здесь кто-нибудь есть?

Люди повернулись к Рафаэлю, и до нас донеслись обрывки фраз: кто он, вы должны, с ним, ради бога. Все были потрясены, и спустя мгновенье Рафаэль отправился за Клемом. Он шел неспеша. Поравнявшись с ним, он хлопнул его по плечу.

– Маркхэм.

Когда Клем обернулся, Рафаэль ударил его по лицу. Клем рухнул на землю. Рафаэль схватил его за воротник сюртука и потащил обратно. Перейдя границу, он отпустил его, и Клем упал на ковер из хвои. Казалось, никто не удивился. Напротив, все расслабились. Несколько женщин вздохнули и направились обратно в деревню. Молодые мужчины нерешительно столпились у границы, оглядывая деревья, словно кто-то мог выскочить из леса с ревом.

– О господи… – Клем зашелся в приступе кашля. – Вы… ненормальный идиот…

– Замолчите.

Рафаэль схватил его за рукав и поволок в церковь. Клем пытался вырваться, но Рафаэль оставался невозмутимым. Он не сдвинулся ни на дюйм.