Наташа Полли - Утесы Бедлама [litres]

– Джек был моим отцом.

– Хорошо. Вы выглядите точь-в-точь как он, но я переживала, что все белые люди выглядят одинаково, поэтому решила промолчать. Добро пожаловать домой. Долго же вы добирались. Проходите и извинитесь за свое долгое отсутствие.

Я рассмеялся, и женщина обняла меня через окно.

– Простите, мэм.

– Инти, просто Инти. На самом деле меня назвали в честь вашего дедушки, – сказала она, но не стала объяснять. Я не успел спросить и уже привык к постоянному чувству растерянности и усталости. Мне не становилось лучше, хотя ноющая боль в ушах исчезла. Все истории о том, что к высоте привыкаешь за несколько дней, оказались чушью. – Я буду звать вас… Мерри-ча, идеально. О, молоко, спасибо, – добавила Инти, когда рядом с ней появился Рафаэль. Он вошел в дом, пока мы разговаривали. – Кофе?

– Да, спасибо, – сказал я, снова рассмеявшись. – Рад знакомству.

– Да, я так и думала.

Инти положила в мой кофе слишком много сахара, но у меня возникло чувство, что остальные пили кофе и вовсе без него.

Рафаэль подошел к нам, вытирая руки. Уже стемнело, и повсюду, в покосившихся лачугах и на крышах, висели лампы с пыльцой. Рафаэль делал маленькие и аккуратные лампы, но некоторые здесь были огромными. Внутри них, поднимая в воздух пыльцу, вращались стрелки часов – больших, настенных. Одни лампы излучали глубокое амбровое сияние, но в других кто-то изменил механизм, и стрелки вращались быстрее, делая сияние ярче. Лампы светили разными оттенками золота, были разных размеров и висели на разной высоте. Казалось, нас окружали звезды. Инти поставила перед нами две стеклянных чашки и миску с ломтиками ананаса. Я не знал, кто его нарезал.

– Вы уже познакомились с маркайюк? – спросила Инти, словно она говорила о местных землевладельцах, чье неофициальное разрешение нужно было получить, чтобы остаться здесь.

– Да, вчера. Они потрясающие. Я никогда не видел подобных статуй.

Инти рассмеялась.

– Они не статуи. Ни один человек не смог бы создать нечто подобное. Они люди, превратившиеся в камень. Разве отец ничего не рассказывал вам?

– Почему они это сделали? – поинтересовался я.

– Сделали что?

– Превратились в камень.

– Камень живет дольше, чем человек. Они сделали это, чтобы следить за особенным местом. Мы очень особенные. У нас шесть маркайюк.

– Раньше их было семь? Я… знаю, что мой отец увез одну.

– Да-да, семь, но святой Матвей был несчастен. Он хотел уехать с Джеком, побывать в новых местах, и все решили, что так будет лучше.

– Откуда вы знаете, что он был несчастен?

Инти зажгла новые лампы – маленькие, с часовым механизмом, который гудел, а не тикал. Она поставила несколько на стол и одну – в пустую миску для ананаса.

– Он почти спрыгнул с обрыва.

– Ого.

Я сделал то, что всегда ненавидел, когда находился в Китае: посмотрел на Рафаэля в надежде услышать дополнительный перевод. Предложение было построено правильно, но я не понимал его смысла. Китайские чайные плантаторы всегда так смотрели на моего переводчика. Все знали, что даже хорошо говорящие белые люди – безумцы и им нельзя доверять расчеты. Они использовали переводчика как культурный фильтр, с помощью которого они просеивали все сказанное мной, хотя мы все говорили по-китайски.

Но Рафаэль не заметил моего взгляда.

– У вас в Англии нет маркайюк? – спросила Инти.

– Нет. Насколько мне известно.

– Плохо, – сказала она. – Возможно, им пришлось уйти.

Рафаэль по-прежнему смотрел на радужные пузырьки в своем кофе, и мне стало жаль его. Жить в мире маленьких мифов, пытаться удержать маркайюк и святых вместе, в общине, где люди считали статуи живыми, потому что никто не мог создать нечто подобное из камня. А ведь он наверняка знал, что где-то за морем был Рим, видел гравюры Ватикана… Все это наводило тоску.

– Что случилось с вашей ногой? – поинтересовалась Инти, показав своей чашкой на мою трость.

– Шрапнель.

– Значит, вы служите в армии?

– Нет-нет, я садовник. Просто несчастный случай.

– Доставляет неприятности?

– Да. Но доктора сказали, что нельзя ничего… – Я снова посмотрел на Рафаэля, но он не спешил помогать мне.

– Ох, не говорите ерунды. Измерьте место, которое болит, покажите его пальцем. – Инти протянула мне длинную красную нить.

– Прошу прощения, что?

– Сделайте то, что я сказала. Это печенье сотрудничества, – добавила она, бросив печенье к моей чашке. Я рассмеялся, и Инти подмигнула. – Ра-ча, – сказала она, когда я взял нить. – На верхнем этаже становится немного… Я хотела…

– Я как раз собирался спросить… – Рафаэль снова исчез в доме, оставив меня в недоумении.

Инти вскинула брови.

– Измерили?

Я сделал то, о чем она просила, и вернул нить, зажав двумя пальцами верное место. Инти одной рукой сложила ее и завязала узел. Она улыбнулась.

– Вскоре приведем вас в порядок.

– В каком… смысле?

– Сделаем вам обод. Вы знали, что они помогают с костями? – Инти показала деревянные браслеты вокруг запястий. Они были сделаны из древесины белого дерева, и их украшали вырезанные лесные узоры. – Помогают расти, если носить их с детства, ослабляют боль, если вы постарше.

– Но как?

– Что-то вроде магии. Входите, посмотрите мою лавку. Возьмите свой кофе. Я готовлю кофе, чтобы люди остались, и я могла убедить их купить что-нибудь, – с улыбкой добавила она. – Не так-то просто, когда у тебя коза, зато работает.

– Инти. – Голос Рафаэля доносился сверху. Я вошел в дом через трапециевидную дверь и увидел крутую лестницу, ведущую на чердак, как в церкви. На перекладинах на уровне головы висело высохшее белье. Рафаэль раздвинул белье, чтобы создать узкий проход. – Здесь две черных морских свинки.

– Я собираюсь продать их доктору, – отозвалась Инти. – Дай им немного кукурузы.

– Нет. Не хочу, чтобы доктор расчленил их для идиота с простудой.

– Да, но…

В этот момент что-то лязгнуло, и в комнату проник холодный воздух. Раздался еще один удар, посильнее. Инти вздрогнула. Она оказалась гораздо выше, чем я думал, почти такого же роста, что и Рафаэль. Здесь все были высокими.

– Вам не кажется, что с такими звуками мужчины обычно выпускают двух довольно ценных морских свинок на крышу?

Я кивнул.

– Доктор хорошо платит за них, – печально сообщила Инти. – Знаете, у черных особые качества. Но Ра-ча не одобряет этого. Наверное, он прав. Это жестоко, – заключила она. – Проходите.

На пороге следующей комнаты я почувствовал запах древесной стружки. Почему-то я ожидал увидеть мастерскую игрушек, но это была скорее столярная мастерская. Вдоль одной стены лежало что-то похожее на перила, сохли дрова и доски со стеклянными вкрапления, которые выглядели так, словно из них собирались построить очередные подмостки. Я увидел низкие столики и стулья – одни очень простые, другие изящные, – дверные ручки и миски. Были здесь и игрушки – маленькие кораблики и волчки. Пахло свежими опилками. Было сложно представить, как справлялась Инти, но она справлялась. Стеклянные ручки на ее инструментах были изменены так, чтобы она могла работать единственной рукой. Когда она провела меня внутрь, я почувствовал что-то на лодыжке. Это была древесная стружка. Она парила над полом на высоте дюйма.