Наташа Полли - Утесы Бедлама [litres]

– Если он хоть раз пригрозит вам пальцем, вы оба вернетесь в Асангаро, – заявил он.

– Но это не… Он пригрозит. Выйдет из себя. Но это не значит, что он плохой человек. Просто он немного похож на Клеопатру.

Меня не возмутили слова Рафаэля, хотя и должны были. Мне нравилось его неодобрение.

– Сложно доверять мужчине, которому за тридцать и который до сих пор выходит из себя.

– Как и мужчине, которому за сорок и который постоянно живет так, словно уже давно вышел из себя, – парировал я, показав рукой на Рафаэля. – Бросьте, дайте ему еще один шанс. Вы знаете его всего десять секунд, девять из которых он пролежал без сознания из-за горной болезни.

Я думал, Рафаэль разозлится, но он улыбнулся.

– Как скажете.

– Хорошо. Но что вас так беспокоит? Что в какой-то момент мы переругаемся и нас съедят ягуары?

– Нет. Наступит момент, когда одному из вас придется помочь другому, вы засомневаетесь, и меня съедят ягуары.

Я рассмеялся, потому что не помнил, когда в последний раз, не соглашаясь с кем-то, тем самым не обижал человека.

– Он неплохой человек, – сказал я. – Вот увидите.

Рафаэль с сомнением покачал головой и вернулся к стирке. Я опустил голову на руки. Соленая вода держала меня, и течение мягко сносило в сторону. Я начал согреваться. Я почувствовал все позвонки: теперь они гнулись больше, чем в последние месяцы. Рафаэль следил за мной – я чувствовал его взгляд на затылке, словно теплое давление. Мучительное ощущение, что кто-то стоит за спиной, исчезло. Рафаэль пристрелил бы любого. Должно быть, я заснул, потому что подскочил от неожиданности, когда он дотронулся до моего плеча. Он стоял напротив меня на камнях, и от него пахло мылом. Ему нужно было отнести выстиранную одежду наверх, чтобы прополоскать в свежей воде и смыть соль. Сначала это меня смутило: было бы гораздо проще постирать одежду в церкви. Но потом я понял, что Рафаэль решил притвориться занятым, чтобы следить за мной.

– Я иду в церковь, – сообщил он. – Я спущу платформу для вас.

– Спасибо.

Я смотрел ему вслед, затем вышел на берег и вытерся рубашкой. Ощущение тепла не покидало меня, даже когда я поднимался на платформе сквозь холодный воздух за стеклянными тенями. Я решил сесть на поручень платформы, положил трость на ноги и оперся локтем на веревку позади себя. Когда я вернулся в церковь, Рафаэль уже растопил печь. Я взял миску воды, чтобы смыть соль с кожи, и заметил свое отражение в окне. На лице был лишь один синяк. Я обрадовался. Можно будет сказать Клему, что меня задела ветка дерева, если он спросит. Признаваться в том, что кто-то напал на меня, и я даже не увидел его лица, мне не хотелось.

Рафаэль поднялся по лестнице, ведущей в колокольню на его чердак, и начал развешивать белье на перекладинах. Веревка для белья тоже была – между лестницей и гвоздем в стене, на котором обычно висело распятие. Теперь оно лежало в банке с кофе. Я встал на стул, чтобы помочь.

– Сядьте, – велел Рафаэль.

– Я в порядке.

– Нет, это недопустимо. Здесь работают только самые сильные. Вы не должны даже делать мне кофе.

– Мне… все равно, допустимо ли это. – Я выпрямился, заметив его хмурый вид. – Послушайте, больше всего я боюсь не потери ноги и не смерти от пули разъяренных индейцев. Я боюсь, что однажды скажу: «Да, я должен сидеть, а он пусть делает все за меня».

Рафаэль протянул мне прищепки.

– За край одежды.

– Я знаю. Я делаю это дома.

– Разве вы не богаты?

– Нет. В доме, кроме меня, живет мой брат и кухарка, которая называет нас Ходячим Каином и Почти Авелем и думает, что я об этом не знаю. Брат перенес полиомиелит, – пояснил я.

Рафаэль кивнул и с улыбкой добавил:

– Вы ведь Авель, да?

– Умолкните.

Он пристегнул рукав моей рубашки прищепкой к веревке, и я рассмеялся – отчасти потому, что Рафаэль вовсе не выглядел как человек, умевший шутить. Было облегчением узнать, что я ошибался.

– Все это стоит того? Черенки цинхоны? – спросил Рафаэль через несколько минут. Должно быть, синяк на моем лице потемнел к тому времени. – Вы могли бы просто уехать.

– Не могу. Если я не выполню задание, мне придется гнить в пасторате в Труро. Здесь мне тоже грозит опасность?

– Я не знаю. С вами не должно было ничего произойти, даже если бы вы сидели на границе. Думаю, Маркхэм напугал всех.

– Что ж, мы услышим, если кто-то проникнет в церковь.

Рафаэль промолчал, но это было странное гулкое молчание, словно он хотел что-то сказать. Что бы ни приходило ему на ум, он отмахивался от своих мыслей. Внезапно я подумал, какое невероятное везение, что он нашел меня за двадцать минут, по прошествии которых я бы погиб от холода. У него не было никаких причин искать меня, если только он не подозревал, что что-то произойдет. Это объясняло его вежливость. Вина – хороший двигатель для доброты. Но я не был достаточно уверен, чтобы обвинять его в чем-то, или, возможно, мне просто хотелось верить в настоящую доброту.

День близился к концу, когда я заметил, что Рафаэль снова смотрит на меня. Я слонялся по кухне, стараясь не сидеть на месте и одновременно не отходить от печи, и обдумывал, как поступить: съесть ананас или выбраться в деревню и попробовать купить рыбу.

– Пойдемте, – неожиданно сказал он. – Сходим к резальщице.

– К кому?

– Вы сведете меня с ума. Возьмите сюртук. И морковь.

Не понимая, что происходит, я дал ему морковь, лежавшую у печи, и снял свой сюртук с поленницы. Мне пришлось стряхнуть с него иней.

– Зачем нам идти к резальщице? – поинтересовался я.

– Чтобы узнать, можно ли сделать что-то с этим, – ответил Рафаэль. Он метнул взгляд на мою ногу.

– Но как?

Казалось, он собирался объяснить, но его голос звучал надломленно. Он махнул рукой, показывая, что я должен довериться ему. Мы направились к мосту. Рафаэль шел медленно, чтобы я не отставал от него.

На втором утесе жило большинство людей. Он был самым большим, и вдоль петляющей тропы и опор шли крошечные торговые лавки. Они располагались в обычных домах, но с навесами над окном и перевернутыми корзинами на улице вместо стульев. Рафаэль постучал по ставням одной лавки. В окне показалась женщина. Увидев нас, она просияла.

– Должно быть, вы один из иностранцев, – радостно сказала она мне. Где-то в доме заблеяла коза. – Я видела вас вчера, но не стала подходить. Надеюсь, вы благодарны мне за это. Откуда вы? – Женщина говорила на хорошем испанском, и я расслабился, чувствуя, что понимаю ее.

– Из Англии. Меня зовут Меррик, рад знакомству.

– Другую руку. От этой вы много не получите. – У женщины была всего одна рука, левая, поэтому я пожал ее. Даже эта рука сформировалась не полностью. Пальцы были слишком короткими. – Меррик, – продолжила она. – Мы все знали чудесного мужчину по имени Джек, у которого был маленький сын Меррик. Вы случайно не он?