Саманта Харви - Ветер западный

— Я только что провел с полчаса в доме Морриса Холла, это было крайне любопытно, но, признаться, я обескуражен. У Холла собралась целая компания, при них была лютня Ньюмана, и они пытались на ней играть, чтобы, по их словам, услышать Бога. И узнать, как там Ньюман на том свете и долго ли его продержат в чистилище. А когда никому не удалось извлечь из лютни сколько-нибудь внятное музыкальное послание, они, к моему изумлению, принялись трясти инструмент — в надежде, что Бог пребывает внутри лютни. — Благочинный сдвинул брови в искреннем недоумении. — С какой стати Господу находиться в лютне Томаса Ньюмана?

— Они взыскуют. — Голос мой не выдал гнева, захлестнувшего меня; гневался я не на тех, кто тряс лютню, но на Ньюмана, поселившего в их умах и сердцах ложную надежду, чтобы потом взять и умереть, предоставив мне разбираться с последствиями. — Вам это покажется странным, — тем же невозмутимым тоном продолжил я, — вы привыкли иметь дело с приходами более зажиточными, с теми, кому есть что принести покойному вместо желудей и листьев. Но мои прихожане ищут Господа повсюду и во всем. Вам это кажется чересчур простецким, но они и живут просто.

— Я бывал в приходах таких же бедных, как ваш, и даже беднее. Встревожило меня другое. А именно: вы, их священник, ждете прихожан на исповедь здесь, в церкви, рядом с Богом, они же в это время где-то на задворках трясут лютню покойника и ждут, что из нее вывалится Бог. Вы позволили им сбиться с пути? Найти иного духовного наставника, помимо вас? В лице Томаса Ньюмана, в его музыке, в их дарах ему, в древесных веточках? — Он медленно выдохнул. — У вас найдется свеча?

Я принес ему одну из ризницы, он зажег ее и воткнул в плошку в алтаре Ньюмана поверх свечки, что уже оплыла, догорая.

— Две вещи, — сказал благочинный. — Я решил, пока я здесь, обыскать все дома в Оукэме, и не для того чтобы обнаружить нечто, оспаривающее смерть по неосторожности, но с целью доказать, что искать тут нечего. По крайней мере, я на это надеюсь, — впрочем, мы оба знаем о неожиданностях, что тебя подстерегают, когда случайно забредешь в чей-нибудь дом.

Вот оно, пусть и высказанное вскользь и весьма обходительно, сопровожденное мимолетной улыбкой даже, но тем не менее порицание, сигнал: я видел тебя с той женщиной . Вот она, желчность, свойственная ему и подмеченная мною в предыдущую нашу встречу, некая душевная скверна, которой он не в силах противостоять, разве что маскируя ее соблюдением приличий. Я скрестил руки на груди, кивнул. Если ему захотелось обыскать дома, милости просим. Он ничего не найдет.

— И второе, хотя, пожалуй, более насущное. Что может быть утешительнее для Оукэма, нежели знак свыше? Вместо того чтобы трясти лютню, выясняя, где сейчас Ньюман, в чистилище или уже нет, не больше ли толку будет, если мы получим известие от самого Бога? В обход истерии и суеверия, побрякушек и амулетов. — С этими словами он взял половинку желудевой скорлупки и, щурясь, заглянул внутрь. — Благоприятное знамение, ниспосланное Богом. Это было бы замечательно. Когда мужчина, женщина или ребенок стремительно проходит сквозь чистилище, разве это не лучшее свидетельство тому, что умерли они, не обремененные ни своими тяжкими грехами, ни чужими? Если ваши прихожане умирают праведно и стремглав уносятся на небо, разве это не доказывает добродетельность Оукэма? Существует ли более веское доказательство, какое я мог бы представить архидиакону? И какое еще доказательство тверже убедит меня в том, что ради спасения Оукэма стоит потрудиться?

Желудевую скорлупку, столь тщательно изученную, небрежно вернули на алтарный выступ, позволив ей скатиться и с мелодичным стуком приземлиться у ног благочинного.

— Доказательство какого рода? — спросил я.

— Не знаю, Рив, не нам это решать. Но разве Писание не исполнено знамениями Господними? И откуда мне знать, какое знамение Он соблаговолит послать нам?

Рив, значит, — я больше не Джон. А его лицо, почти неподвижное и, однако, таившее в морщинах вокруг рта и на лбу раздражение, злобу.

Заслышав голоса на улице, он вздернул голову, будто ящерица, учуявшая опасность, а затем поспешил вон из церкви. Я бросился за ним. Когда мы добрались до улицы, стайка бегущих людей была уже далеко, сумерки и туман заглушали их голоса.

— Ступайте за ними, — велел благочинный.

Боюсь, от изумления я открыл рот. Если ему нужна погоня, пускай сам и преследует их. Но, судя по его позе — он стоял расставив ноги, подбоченившись, — благочинный явно не собирался утруждать себя пробежкой. Я обернулся на бегущих, направлявшихся к Старому кресту, и потрусил рысцой следом за ними.

— Этак вы и к понедельнику их не догоните, — крикнул благочинный. — Шевелитесь!

Рысца перешла в галоп, я поддернул полы рясы. Деревянных башмаков на мне не было, так что грязь и влага свободно проникали в мою обувку. Отчего я злился еще больше: если благочинному столь невтерпеж узнать, куда мчатся эти люди, это его ногам следовало бы утопать в мутной жиже. Вдобавок я потерял беглецов из виду и мог определить, где они сейчас, только по голосам, доносившимся, как назло, отовсюду. У Старого креста я свернул к Западным полям, в той стороне голоса вроде бы звучали громче. Беречь насквозь промокшие ноги смысла уже не имело, и я даже не пытался перепрыгивать через ямы, колдобины и вновь народившиеся ручьи. Лишь на подступах к березовой роще я начал различать некое скопление тел впереди, и голоса теперь слышались отчетливее. Вот Энн Отли сказала что-то касаемо рощи, пронзительное, подстрекающее.

— Энн, — позвал я и тут же увидел остальных: Моррис Холл, Джон Мерш…

А также Джоан Холл, Пирс Кемп, Пол и Саймон Бракли, Джон Грин, Джейн Танли, Ричард Прай, Адам Льюис — все топтались у кромки рощи. — Что за?..

— Сдается, нам явился Томас Ньюман, отче, — перебила Энн Отли, — и мы понеслись за ним. Вроде он вошел в рощу.

Глаза у нее горели в предвкушении чего-то “этакого”, она часто дышала.

Как бы мне ни хотелось самому заглянуть в рощу, я не уважил их домыслы проверкой. Просто стоял и молчал.

— Он издавал странные звуки, отче, будто бы стон, но какой-то нездешний.

Все закивали, кроме Джейн Танли, видимо сомневавшейся. Головой покачал только я — скорее по привычке, чем осознанно.

— Ньюман застрял между мирами, — сказал Моррис Холл.

— Оставленный без покаяния, без благословения, — подхватила его жена Джоан.

— Тело исчезло, не погребенное, — добавил Адам Льюис. — Вот оно и шныряет где хочет.

— Может, он только наполовину мертвый, но уже безголовый, — вставил свое слово Пирс Кэмп.

Наконец я перевел взгляд на рощу — логово густого тумана и призрачных берез, прямых и мокрых. Ни человека, ни души, ни безголового искусителя, ни единого звука.